14 февраля 1959 года дизель-электроход «Обь» встретился с ураганом у берегов Антарктиды. Набрав скорость 200 километров в час, ветер яростно взламывал кромку берегового припая. Льдины трещали, громоздились друг на друга. Дробились на мелкие куски. Через два дня, когда шторм поутих, ландшафт нельзя было узнать. Из белого он стал шоколадным. Льдины, находившиеся ближе к припаю и меньше раскрошенные, походили на куски грубо нарезанной коврижки. Внешняя кайма льдов, перемолотых в кашу, напоминала кофе с молоком.
Свидетель этого светопреставления профессор В. Буйницкий рассказывает, что «Обь», пробиваясь сквозь плотные льды, оставляла за собой ржавую полосу, точно двигалась по грязной, разъезженной во время оттепели дороге.
Кофейно-коричневую окраску ледяным глыбам придают диатомовые водоросли, пронизывая их во всех направлениях. Сверху их не видно из-за снега. В глубине залегают гнездами, слоями, вызывая коричневую окраску различных оттенков. Лед завоевывают снизу, с воды. Быстро проникают в его толщу. Размножаются беспредельно, так что в одном кубическом сантиметре можно насчитать 30 тысяч клеток. Постепенно добираются до верхней поверхности льда, то скапливаясь слоями, то расселяясь по всей толще сверху донизу.
Свидетель этого светопреставления профессор В. Буйницкий рассказывает, что «Обь», пробиваясь сквозь плотные льды, оставляла за собой ржавую полосу, точно двигалась по грязной, разъезженной во время оттепели дороге.
Кофейно-коричневую окраску ледяным глыбам придают диатомовые водоросли, пронизывая их во всех направлениях. Сверху их не видно из-за снега. В глубине залегают гнездами, слоями, вызывая коричневую окраску различных оттенков. Лед завоевывают снизу, с воды. Быстро проникают в его толщу. Размножаются беспредельно, так что в одном кубическом сантиметре можно насчитать 30 тысяч клеток. Постепенно добираются до верхней поверхности льда, то скапливаясь слоями, то расселяясь по всей толще сверху донизу.
14 февраля 1959 года дизель-электроход «Обь» встретился с ураганом у берегов Антарктиды. Набрав скорость 200 километров в час, ветер яростно взламывал кромку берегового припая. Льдины трещали, громоздились друг на друга. Дробились на мелкие куски. Через два дня, когда шторм поутих, ландшафт нельзя было узнать. Из белого он стал шоколадным. Льдины, находившиеся ближе к припаю и меньше раскрошенные, походили на куски грубо нарезанной коврижки. Внешняя кайма льдов, перемолотых в кашу, напоминала кофе с молоком.
Свидетель этого светопреставления профессор В. Буйницкий рассказывает, что «Обь», пробиваясь сквозь плотные льды, оставляла за собой ржавую полосу, точно двигалась по грязной, разъезженной во время оттепели дороге.
Кофейно-коричневую окраску ледяным глыбам придают диатомовые водоросли, пронизывая их во всех направлениях. Сверху их не видно из-за снега. В глубине залегают гнездами, слоями, вызывая коричневую окраску различных оттенков. Лед завоевывают снизу, с воды. Быстро проникают в его толщу. Размножаются беспредельно, так что в одном кубическом сантиметре можно насчитать 30 тысяч клеток. Постепенно добираются до верхней поверхности льда, то скапливаясь слоями, то расселяясь по всей толще сверху донизу.
Могут обходиться и без льда. Они заполнили не только полярные, но и тропические моря, по пищевой цепочке обеспечивая роду людскому рыбное довольствие. Половина рыбы, попадающей на обеденный стол, кормится диатомеями. И все же в воде их население в десятки раз меньше, чем во льдах.
Причин несколько. Знатоки считают, что важную роль играет вода тающих льдов. Она особая, «живая». Конструкция ее молекул близка к молекулам живого. Старение биомолекул под действием живой воды тормозится. Другое мнение: антарктический лед содержит мало дейтерия, тяжелого изотопа водорода. Дейтерий — яд для живого. Чем его меньше, тем лучше. Кроме того, во льду больше питания, чем в воде. Он вбирает в себя все то полезное, что накопила тоненькая поверхностная пленка океанских вод за лето. Вдобавок из воды диатомеи быстро перекочевывают в желудки потребителей. Изо льда их так быстро не возьмешь.
Впервые заметили работу диатомеи не в Антарктиде, а в Арктике. Особенно интересовался ими знаменитый норвежский путешественник Ф. Нансен. Во время своей экспедиции на «Фраме» в конце прошлого века он постоянно встречал во льдах полыньи с темно-коричневыми пятнами на дне. Что ни день — пятна увеличивались. Сами полыньи превращались в небольшие пруды. На дне лежал слой коричневой гущи толщиной в несколько дюймов. Да и сам лед летом был грязно-бурого, ржавого цвета. Чисто-белые поля встречались редко. Темный осадок нагревался сильнее, и лед быстрее таял.
В самом начале нашего века русские полярники, пробиваясь на ледоколе «Ермак» к Новой Земле, радовались, когда встречали коричневую гущу, выплескивающуюся из трещин между льдинами. По опыту знали: раз в воде много диатомей, значит, во льду еще больше. Следовательно, лед непрочен и ледоколу сокрушить его легче. Так оно и было. Массивные льдины словно кто прожег раскаленным прутом: сплошные каналы пронизывали их во всех направлениях.
Диатомей сильны своей массовостью. Густые армады их видны за километр. Отдельные клетки — только под микроскопом. Там они выглядят сверкающими снежинками. У каждого вида своя форма клеток: круглая, квадратная, треугольная, бочонковидная. Оболочка из кремнезема. По составу близкая к обычному кварцевому песку. На ней разные украшения.
В морях и океанах, в реках и озерах кремне-земки используют любую возможность, чтобы прицепиться к кому-нибудь или чему-нибудь. Не только ко льду. Если заплывают киты, пристраиваются на них. Плывет с севера на юг кит совершенно чистый. Кожа лоснится. За месяц пребывания в антарктических водах диатомей кокконеисы так его облепят, что становится пятнисто-полосатым. Пятна желто-зеленые. Когда их много, кажется, будто кит в военном маскировочном халате. Если же океанский мастодонт остается на зимовку, то и подавно. Слой кремнеземок становится сплошным, как панцирь.
Первое время думали, что самая многочисленная из диатомей — кокконеис морской перекочевывает на китов с полярных льдин. Об этом судили по сходству окраски китового маскхалата и желто-зеленой каймы, окантовывающей льдины возле уреза воды. И в том и другом случае — диатомей. Но какие? Кокконеис морской в воде не нашли. Не встретили и в льдинах. Возник порочный круг. Откуда же на китах, если ни во льдах нет, ни в воде?
Ответ: с других китов. Дважды в году, в начале и в конце полярного лета, кокконеис дает споры. Масса их попадает в воду и инфекция передается от кита к киту. Вроде бы все разъяснилось. Но возникла другая проблема. Покидая гостеприимные антарктические воды, киты с наступлением зимы уходят на север. И там, в тепле и неге, их маскировочная окраска постепенно блекнет и наконец исчезает. Кит снова становится чистым. Видимо, для этой диатомей теплые воды столь же вредны, как и для ламинарий.
Откуда же берется «затравка» для заражения китов в следующем году, в новом курортном сезоне, если все киты уходят из полярных вод? Ответ: уходят не все. Некоторые остаются. Они-то и поддерживают существование популяции диатомей.
Остается разъяснить еще одну деталь: кто они, кокконеисы,— паразиты или безвредные существа? Большей частью пристраиваются на отмерших частицах кожи. Но бывает, что и живую прихватят. И тогда могут считаться в некотором роде паразитами. Хотя, по правде говоря, урона плавучему мастодонту не наносят. Напротив, там, где киты сильно обросли диатомеями, они оказываются и особенно жирными. Не потому, что маскхалат приносит им какую-то выгоду, а по той причине, что в кокконеисовом царстве много животных, которыми киты питаются. Китобои первыми заметили связь между китовым жиром и кремнеземками и стали охотиться за теми животными, у которых желто-зеленых пятен больше. Ученые подтвердили: связь надежная. Неясно одно: почему-то самцы больше окрашены, чем самки. И у тех и у других особенно сильно размалевана го-пова. И брюхо в передней части тела.
В северном полушарии пятнистые киты тоже попадаются. Первый был убит у берегов Камчатки в июне 1934 года.
Кроме китов, кокконеисы используют в качестве транспортного средства еще и дельфинов. Но хоть дельфинов в последние годы усиленно изучают во всем мире, однако о связях с кремнеземками данных почти нет. Дело в том, что дельфины ловятся с большим трудом. И пока рыбаки заарканят добычу, вся пленка кокконеисов сотрется. И изучать нечего. Конечно, кремнеземки ездят не только на животных. Многие пристраиваются и на водорослях. Работникам московского водопровода давно досаждает кокконеис прелестный. Словно ржавчина покрывает темные космы кустистой кладофоры. Кладофора растет в том же канале, который подает воду Москве, что и вонючий мох фонтиналис. К осени кремнеземки покидают кусты кладофоры и плывут в водопроводную сеть. Тут и приходится их отцеживать.
Свидетель этого светопреставления профессор В. Буйницкий рассказывает, что «Обь», пробиваясь сквозь плотные льды, оставляла за собой ржавую полосу, точно двигалась по грязной, разъезженной во время оттепели дороге.
Кофейно-коричневую окраску ледяным глыбам придают диатомовые водоросли, пронизывая их во всех направлениях. Сверху их не видно из-за снега. В глубине залегают гнездами, слоями, вызывая коричневую окраску различных оттенков. Лед завоевывают снизу, с воды. Быстро проникают в его толщу. Размножаются беспредельно, так что в одном кубическом сантиметре можно насчитать 30 тысяч клеток. Постепенно добираются до верхней поверхности льда, то скапливаясь слоями, то расселяясь по всей толще сверху донизу.
Могут обходиться и без льда. Они заполнили не только полярные, но и тропические моря, по пищевой цепочке обеспечивая роду людскому рыбное довольствие. Половина рыбы, попадающей на обеденный стол, кормится диатомеями. И все же в воде их население в десятки раз меньше, чем во льдах.
Причин несколько. Знатоки считают, что важную роль играет вода тающих льдов. Она особая, «живая». Конструкция ее молекул близка к молекулам живого. Старение биомолекул под действием живой воды тормозится. Другое мнение: антарктический лед содержит мало дейтерия, тяжелого изотопа водорода. Дейтерий — яд для живого. Чем его меньше, тем лучше. Кроме того, во льду больше питания, чем в воде. Он вбирает в себя все то полезное, что накопила тоненькая поверхностная пленка океанских вод за лето. Вдобавок из воды диатомеи быстро перекочевывают в желудки потребителей. Изо льда их так быстро не возьмешь.
Впервые заметили работу диатомеи не в Антарктиде, а в Арктике. Особенно интересовался ими знаменитый норвежский путешественник Ф. Нансен. Во время своей экспедиции на «Фраме» в конце прошлого века он постоянно встречал во льдах полыньи с темно-коричневыми пятнами на дне. Что ни день — пятна увеличивались. Сами полыньи превращались в небольшие пруды. На дне лежал слой коричневой гущи толщиной в несколько дюймов. Да и сам лед летом был грязно-бурого, ржавого цвета. Чисто-белые поля встречались редко. Темный осадок нагревался сильнее, и лед быстрее таял.
В самом начале нашего века русские полярники, пробиваясь на ледоколе «Ермак» к Новой Земле, радовались, когда встречали коричневую гущу, выплескивающуюся из трещин между льдинами. По опыту знали: раз в воде много диатомей, значит, во льду еще больше. Следовательно, лед непрочен и ледоколу сокрушить его легче. Так оно и было. Массивные льдины словно кто прожег раскаленным прутом: сплошные каналы пронизывали их во всех направлениях.
Диатомей сильны своей массовостью. Густые армады их видны за километр. Отдельные клетки — только под микроскопом. Там они выглядят сверкающими снежинками. У каждого вида своя форма клеток: круглая, квадратная, треугольная, бочонковидная. Оболочка из кремнезема. По составу близкая к обычному кварцевому песку. На ней разные украшения.
В морях и океанах, в реках и озерах кремне-земки используют любую возможность, чтобы прицепиться к кому-нибудь или чему-нибудь. Не только ко льду. Если заплывают киты, пристраиваются на них. Плывет с севера на юг кит совершенно чистый. Кожа лоснится. За месяц пребывания в антарктических водах диатомей кокконеисы так его облепят, что становится пятнисто-полосатым. Пятна желто-зеленые. Когда их много, кажется, будто кит в военном маскировочном халате. Если же океанский мастодонт остается на зимовку, то и подавно. Слой кремнеземок становится сплошным, как панцирь.
Первое время думали, что самая многочисленная из диатомей — кокконеис морской перекочевывает на китов с полярных льдин. Об этом судили по сходству окраски китового маскхалата и желто-зеленой каймы, окантовывающей льдины возле уреза воды. И в том и другом случае — диатомей. Но какие? Кокконеис морской в воде не нашли. Не встретили и в льдинах. Возник порочный круг. Откуда же на китах, если ни во льдах нет, ни в воде?
Ответ: с других китов. Дважды в году, в начале и в конце полярного лета, кокконеис дает споры. Масса их попадает в воду и инфекция передается от кита к киту. Вроде бы все разъяснилось. Но возникла другая проблема. Покидая гостеприимные антарктические воды, киты с наступлением зимы уходят на север. И там, в тепле и неге, их маскировочная окраска постепенно блекнет и наконец исчезает. Кит снова становится чистым. Видимо, для этой диатомей теплые воды столь же вредны, как и для ламинарий.
Откуда же берется «затравка» для заражения китов в следующем году, в новом курортном сезоне, если все киты уходят из полярных вод? Ответ: уходят не все. Некоторые остаются. Они-то и поддерживают существование популяции диатомей.
Остается разъяснить еще одну деталь: кто они, кокконеисы,— паразиты или безвредные существа? Большей частью пристраиваются на отмерших частицах кожи. Но бывает, что и живую прихватят. И тогда могут считаться в некотором роде паразитами. Хотя, по правде говоря, урона плавучему мастодонту не наносят. Напротив, там, где киты сильно обросли диатомеями, они оказываются и особенно жирными. Не потому, что маскхалат приносит им какую-то выгоду, а по той причине, что в кокконеисовом царстве много животных, которыми киты питаются. Китобои первыми заметили связь между китовым жиром и кремнеземками и стали охотиться за теми животными, у которых желто-зеленых пятен больше. Ученые подтвердили: связь надежная. Неясно одно: почему-то самцы больше окрашены, чем самки. И у тех и у других особенно сильно размалевана го-пова. И брюхо в передней части тела.
В северном полушарии пятнистые киты тоже попадаются. Первый был убит у берегов Камчатки в июне 1934 года.
Кроме китов, кокконеисы используют в качестве транспортного средства еще и дельфинов. Но хоть дельфинов в последние годы усиленно изучают во всем мире, однако о связях с кремнеземками данных почти нет. Дело в том, что дельфины ловятся с большим трудом. И пока рыбаки заарканят добычу, вся пленка кокконеисов сотрется. И изучать нечего. Конечно, кремнеземки ездят не только на животных. Многие пристраиваются и на водорослях. Работникам московского водопровода давно досаждает кокконеис прелестный. Словно ржавчина покрывает темные космы кустистой кладофоры. Кладофора растет в том же канале, который подает воду Москве, что и вонючий мох фонтиналис. К осени кремнеземки покидают кусты кладофоры и плывут в водопроводную сеть. Тут и приходится их отцеживать.