ТЕНЬ НЕ ВСЕГДА ВЫРУЧАЕТ…

Ничто не может устоять перед пихтой. Любое из деревьев, попади оно под крону сибирской пихты, чахнет и гибнет. Один только тисе, кажется, мог бы ужиться под ее пологом. Но тисса мало, и живет он на юге. Тень пихты ужасна. В пихтовом лесу как в пещере, хоть свет зажигай. Тут селятся лишь мхи да редкие травы. Травы особые: с широкими листьями и белыми цветками. Широкий лист, чтобы улавливать ничтожные крохи света. Белые цветки, чтобы их заметили опылители. Другой цвет во тьме не виден. Пихта и сама тропически черная. Недаром в Сибири ее леса именуются чернью.
 И если до сих пор пихта не выжила своих собратьев из леса, то лишь потому, что тень — ее единственный козырь. В остальном это порода слабая и беззащитная. Рубили однажды на Алтае пихтовый лес. Оставили стену леса, чтобы оттуда летели семена на вырубку. Но вскоре лесники стали замечать неладное. Пограничные с вырубкой деревья стали засыхать. Вредители? Нет, их не было. Просто у деревьев отваливалась кора, словно ее ошпарили кипятком. Виною оказалось солнце. До рубки пихты затеняли друг друга. Когда же деревья внезапно оказались на просторе, тонкая кора не смогла защитить нежный камбий от жарких солнечных лучей, и он погиб. Пихты «подопрели».
 Впрочем, и без вмешательства человека сибирская пихта, самый распространенный вид пихтового племени, живет недолго и едва дотягивает до 200 лет. Уже в 150 лет пихтовый древостой начинает разрушаться, и очень скоро наступает его полный крах. Выяснив это, некоторые лесоводы- предлагали пораньше вырубать пихтачи, чтобы не пропали зря эти ценные леса. Однако до сих пор еще никто не видел пихтовых кладбищ, где лес бы погиб от естественной смерти.
 Профессор Э. Фалалеев решился выяснить, как сочетается противоположное: быстрая гибель пихтачей с их вечной молодостью. Оказалось, что, когда пихтачам исполняется 100 лет, спелые деревья начинают отмирать. Они падают одно за другим, но их место не пустует. Оно тотчас же покрывается густой щеткой молодняка. Лет через 30 или 40, когда засохнет уже много крупных стволов, молодое поколение сомкнется, да так тесно, что исчезнут под его тенью и травы, и даже мох. А еще через полсотни лет, когда упадут последние старые пихты, юное поколение станет взрослым лесом. А потом все пойдет своим чередом, как на конвейере.
 Совсем иное дело, если пихтач погибает от какой-нибудь напасти. В 30-х годах нашего века на черневые леса Саян навалилась пихтовая пяденица. Пядь за пядью отмеривали свой путь по хвоинкам зеленые гусеницы. Съели пихтовые леса по рекам Кизиру и Казыру. Оголившиеся горы надолго распростились с пихтой.
 Насколько, попытался выяснить профессор Л. Попов. Тысячи километров прошагал по сибирским лесам. И представил себе следующую картину. На пихтовом кладбище возник осинник. Сначала молодой — чаща. Потом старый, редкий. В редкий кедровки нанесли семена кедра. Осинник сменился кедрачом. И тут постепенно начала появляться пихта.
 Сначала скраешку, потом дальше и дальше в глубь кедрачей. Семена ее не летят далеко. Все больше пихт, гуще тень. Молодым кедрам путь в новый лес уже закрыт. Но старые кедры переживают пихту. Пихта живет 200 лет, кедр — 600. Однако пихтовый конвейер работает без перебоя. За одну жизнь кедра пихта сменит три поколения и выйдет победительницей. У нее уйма молодняка, здорового, крепкого. У кедра — нуль. Но произойдет это лишь через 600 лет!

Ничто не может устоять перед пихтой. Любое из деревьев, попади оно под крону сибирской пихты, чахнет и гибнет. Один только тисе, кажется, мог бы ужиться под ее пологом. Но тисса мало, и живет он на юге. Тень пихты ужасна. В пихтовом лесу как в пещере, хоть свет зажигай. Тут селятся лишь мхи да редкие травы. Травы особые: с широкими листьями и белыми цветками. Широкий лист, чтобы улавливать ничтожные крохи света. Белые цветки, чтобы их заметили опылители. Другой цвет во тьме не виден. Пихта и сама тропически черная. Недаром в Сибири ее леса именуются чернью.
 И если до сих пор пихта не выжила своих собратьев из леса, то лишь потому, что тень — ее единственный козырь. В остальном это порода слабая и беззащитная. Рубили однажды на Алтае пихтовый лес. Оставили стену леса, чтобы оттуда летели семена на вырубку. Но вскоре лесники стали замечать неладное. Пограничные с вырубкой деревья стали засыхать. Вредители? Нет, их не было. Просто у деревьев отваливалась кора, словно ее ошпарили кипятком. Виною оказалось солнце. До рубки пихты затеняли друг друга. Когда же деревья внезапно оказались на просторе, тонкая кора не смогла защитить нежный камбий от жарких солнечных лучей, и он погиб. Пихты «подопрели».
 Впрочем, и без вмешательства человека сибирская пихта, самый распространенный вид пихтового племени, живет недолго и едва дотягивает до 200 лет. Уже в 150 лет пихтовый древостой начинает разрушаться, и очень скоро наступает его полный крах. Выяснив это, некоторые лесоводы- предлагали пораньше вырубать пихтачи, чтобы не пропали зря эти ценные леса. Однако до сих пор еще никто не видел пихтовых кладбищ, где лес бы погиб от естественной смерти.
 Профессор Э. Фалалеев решился выяснить, как сочетается противоположное: быстрая гибель пихтачей с их вечной молодостью. Оказалось, что, когда пихтачам исполняется 100 лет, спелые деревья начинают отмирать. Они падают одно за другим, но их место не пустует. Оно тотчас же покрывается густой щеткой молодняка. Лет через 30 или 40, когда засохнет уже много крупных стволов, молодое поколение сомкнется, да так тесно, что исчезнут под его тенью и травы, и даже мох. А еще через полсотни лет, когда упадут последние старые пихты, юное поколение станет взрослым лесом. А потом все пойдет своим чередом, как на конвейере.
 Совсем иное дело, если пихтач погибает от какой-нибудь напасти. В 30-х годах нашего века на черневые леса Саян навалилась пихтовая пяденица. Пядь за пядью отмеривали свой путь по хвоинкам зеленые гусеницы. Съели пихтовые леса по рекам Кизиру и Казыру. Оголившиеся горы надолго распростились с пихтой.
 Насколько, попытался выяснить профессор Л. Попов. Тысячи километров прошагал по сибирским лесам. И представил себе следующую картину. На пихтовом кладбище возник осинник. Сначала молодой — чаща. Потом старый, редкий. В редкий кедровки нанесли семена кедра. Осинник сменился кедрачом. И тут постепенно начала появляться пихта.
 Сначала скраешку, потом дальше и дальше в глубь кедрачей. Семена ее не летят далеко. Все больше пихт, гуще тень. Молодым кедрам путь в новый лес уже закрыт. Но старые кедры переживают пихту. Пихта живет 200 лет, кедр — 600. Однако пихтовый конвейер работает без перебоя. За одну жизнь кедра пихта сменит три поколения и выйдет победительницей. У нее уйма молодняка, здорового, крепкого. У кедра — нуль. Но произойдет это лишь через 600 лет!
 Кроме сибирской пихты, в мире есть еще видов 40. У нас — 9. На Кавказе — кавказская, вдвое выше сибирской — метров под 60. В Приморье, на самом юге,— не менее внушительная пихта цель-нолистная. На Камчатке — пихта грациозная. Насчет грациозной, может быть, не стоило много говорить, ее всего 15 гектаров, если бы было доподлинно известно, откуда этот островок взялся и почему эта пихта больше нигде в мире не встречается. И как он уцелел на краешке земли, где условия для хвойных деревьев почти невыносимые?
 Первым упомянул о пихтовом островке путешественник С. Крашенинников двести лет назад. Даже легенду записал. Поскольку легенда имеет под собою некоторую фактическую основу, крашенинниковские записки впоследствии очень пригодились. Говорилось в легенде о том, что пихты выросли над телами камчадалов, которые умерли в дальнем походе на врага. Умерли голодной смертью. И в их память никто не смеет прикасаться к стволам пихт и тем более рубить их.
 В конце прошлого века на Камчатку приехал ботаник В. Комаров, будущий академик. Он-то и нарек камчатскую пихту грациозной. Стал размышлять, откуда взялся пихтовый островок. Пришел к выводу: раньше пихтовые леса были обширнее. Потом их погубили камчатские вулканы. Чудом уцелел небольшой клочок. Мысль показалась резонной. Ее приняли и другие ботаники.
 Прошло еще 70 лет. На Камчатке побывал московский лесовод Л. Карпачевский. Вошел в пихтовую рощицу. К его удивлению, пихта оказалась самой заурядной. Высотой метров пятнадцать, ниже средней березы. Прямых и стройных стволов не так много. Все больше двойные, с развилками, кривоватые. Почему же
 
Угольно-черные кроны сахалинской пихты придают горам Сахалина торжественность и строгость. Кажется, в давние годы завезли ее и на Камчатку. Впрочем, это еще не доказано…

Комаров назвал эту пихту грациозной? Выяснилось, что тот сам рощу не видел. Описал по рассказам местных охотников. Оценил ее, так сказать, заочно и представил себе не совсем верно. Однако суть дела, конечно, не в названии. Важнее было установить: реликт это или не реликт? Сделали пыльцевой анализ почвы. На глубине 13 сантиметров пыльца пихты кончилась. Этот слой возник где-то между 500 и 1000 годами нашей эры. Нетрудно догадаться, что еще 500 лет назад пихтовой рощицы на Камчатке не было. А 200 лет назад была.
 Академик Л. Берг, заинтересовавшись историей пихты грациозной, нашел, что она очень близка к пихте сахалинской, уроженке Сахалина и Курильских островов. Видимо, на Камчатку попала оттуда. Но как — академик понять не мог. Занесли птицы? Могли, конечно, занести, не будь расстояние так велико, не менее 500 километров. В такую даль птицы семена не доставляют.
 Остается один виновник — человек. Вероятно, он занес пихту. Когда? Более или менее ясно. В промежутке между XV и XVIII веками. Откуда и зачем? Тут очень помогла легенда Крашенинникова. В ней говорится о том, что роща выросла на костях людей. Значит, она не природная, а саженая. Второй важный факт: люди вернулись из похода на врага. Третий — на обратном пути воинам пришлось долго голодать, что и послужило причиной гибели отряда.
 С кем могли воевать камчадалы? Либо с коряками — северянами, либо с айнами — южанами, которые обитали на Курилах. На севере пихта не растет, значит, северный вариант не подходит и коряки ни при чем. В поход камчадалы ходили против айнов. История подтверждает это. С айнами сражались не раз. Захватывали у них женщин, потом заставляли платить выкуп. Поскольку камчадалы превосходили своих противников храбростью и умом, как отметил Крашенинников, ясно, что стычки с айнами происходили не на Камчатке, а на Курилах. Видимо, там воины увидели пихту и захватили с собой семена.
 В этой версии настораживает лишь одно. В языке айнов пихта имеет название «яю». В лексиконе камчадалов соответствующего термина нет. Карпачевский объяснил это так. Возвращаясь из очередного набега, камчадалы плыли на лодках домой. Их застала непогода. Ветер отнес далеко от дома. Продукты кончились. Когда наконец лодки прибило к берегу, многие умерли. Оставшиеся в живых похоронили товарищей и в память о них посеяли семена сахалинской пихты, которые везли с собой. Выросла роща, ставшая священной. Никто не имел права прикасаться к деревьям, поднявшимся на могилах героев. И никто не должен был называть пихту вслух. Слишком печальные события она напоминала. Так ли было на самом деле, утверждать нельзя. Во всяком случае, есть над чем подумать и этнографам и биологам.