НИ ДНЯ БЕЗ МЫСЛИ

Место Крылова уже пустует… но я продолжаю видеть его сидящим в своем полукресле с повернутой влево головой, к окну.
 Как далеко я сейчас от аласов, увы! (alas — по-английски увы!). Пишу монографию об Алдане здесь же, в лаборатории. И все же…
 К физико-химикам я пришла запросто — они рядом через две двери. Встретили заинтересованно. И мне и им известно, что грунты аласного района схожи с лёссами, облёссованы, то есть хорошо держат стенки пока те сухи, и быстро обваливаются, когда намокают А облёссовываются они, оказывается, от частой смены процессов промерзания-таяния, что естественно в Стране вечной мерзлоты.
 А нет ли еще каких-либо свойств у этих лёссовидных грунтов? Может, за этот хвостик я вытащу тайну заколдованных речек, бесследно стирающих свои следы на поверхности земли и навечно, ненасытно, как Молох, поглощающих деревья и кусты?
 Обсуждали с увлечением. И все, что я узнала, было именно то, чего я ждала. Ученые установили, что химические процессы в вечномерзлых грунтах не прекращаются, как это думали ранее, они продолжаются. А лёссовидные грунты обладают даже необыкновенном способностью, называемой тиксотропностью,— приоб ретать текучесть при всякой механической нагрузке, а после прекращения ее снова уплотняться и восстанавливать прежние свойства.
 Может ли тяжесть обваливающихся берегов, поц-мываемых водой или намокающих по трещинам от дождей, быть той механической нагрузкой, которая служит толчком для течения и сплывания грунтов7 Может…
 А почему начинает течь грунт? Потому что нагрузка разрушает его структуру, частицы разъединяются и выделяется вода. Потом частицы снова взаимодействуют и соединяются в структуры, образовавшиеся было полости как бы вновь вбирают в себя воду, связывают ее, и текучее состояние прекращается.
 Вот и выявилась причина, почему участки между аласами как бы стираются, заштопываются и речные петли превращаются в аласы. А вне Страны мерзлоты, где не было процессов облёссования и тиксотропности грунтов, русла не сливаются или это происходит в небольшой степени.
 Удивительная это штука—радость. Она озаряет своим собственным, а не отраженным светом и даже пустяки жизни и обыденные поступки людей превращает в интересные и прекрасные. Как дитя, она бездумно закрашивает все подряд, и жизнь становится легче и выразительнее.
 Вчера шеф пришел в лабораторию и, весело поворачиваясь то налево, то направо, с манерой добродушного человека, радостно уделяющего ласку всем, чтобы никого не обидеть, провозгласил:
 —А вы знаете, товарищи, семьдесят лет, оказывается, прекрасный возраст для работы. Так считают. А?
Как вы думаете?
 Его только что выдвинули в академики. И ему исполнилось семьдесят.

Место Крылова уже пустует… но я про-[ должаю видеть его сидящим в своем полукресле с повернутой влево головой, к окну.
 Как далеко я сейчас от аласов, увы! (alas — по-английски увы!). Пишу монографию об Алдане здесь же, в лаборатории. И все же…
 К физико-химикам я пришла запросто — они рядом через две двери. Встретили заинтересованно. И мне и им известно, что грунты аласного района схожи с лёссами, облёссованы, то есть хорошо держат стенки пока те сухи, и быстро обваливаются, когда намокают А облёссовываются они, оказывается, от частой смены процессов промерзания-таяния, что естественно в Стране вечной мерзлоты.
 А нет ли еще каких-либо свойств у этих лёссовидных грунтов? Может, за этот хвостик я вытащу тайну заколдованных речек, бесследно стирающих свои следы на поверхности земли и навечно, ненасытно, как Молох, поглощающих деревья и кусты?
 Обсуждали с увлечением. И все, что я узнала, было именно то, чего я ждала. Ученые установили, что химические процессы в вечномерзлых грунтах не прекращаются, как это думали ранее, они продолжаются. А лёссовидные грунты обладают даже необыкновенном способностью, называемой тиксотропностью,— приоб ретать текучесть при всякой механической нагрузке, а после прекращения ее снова уплотняться и восстанавливать прежние свойства.
 Может ли тяжесть обваливающихся берегов, поц-мываемых водой или намокающих по трещинам от дождей, быть той механической нагрузкой, которая служит толчком для течения и сплывания грунтов7 Может…
 А почему начинает течь грунт? Потому что нагрузка разрушает его структуру, частицы разъединяются и выделяется вода. Потом частицы снова взаимодействуют и соединяются в структуры, образовавшиеся было полости как бы вновь вбирают в себя воду, связывают ее, и текучее состояние прекращается.
 Вот и выявилась причина, почему участки между аласами как бы стираются, заштопываются и речные петли превращаются в аласы. А вне Страны мерзлоты, где не было процессов облёссования и тиксотропности грунтов, русла не сливаются или это происходит в небольшой степени.
 Удивительная это штука—радость. Она озаряет своим собственным, а не отраженным светом и даже пустяки жизни и обыденные поступки людей превращает в интересные и прекрасные. Как дитя, она бездумно закрашивает все подряд, и жизнь становится легче и выразительнее.
 Вчера шеф пришел в лабораторию и, весело поворачиваясь то налево, то направо, с манерой добродушного человека, радостно уделяющего ласку всем, чтобы никого не обидеть, провозгласил:
 —А вы знаете, товарищи, семьдесят лет, оказывается, прекрасный возраст для работы. Так считают. А?
Как вы думаете?
 Его только что выдвинули в академики. И ему исполнилось семьдесят.
 —Мне говорят, прекрасный, продуктивный возраст, полный энергии и мысли.— И притихшим голосом, как бы обдумывая, обвел всех взглядом.—Да ведь и в
самом деле, товарищи, подумать только, это же президентский и академический возраст! Не выберут же в президенты выжившего из ума старика, верно?
 Мы его, конечно, поддержали. Так же, чуть улыбаясь, шеф перешел на доверительный шепот:  —Правда, надо сознаться, товарищи, немного больше утомляемость стала.— Он покачал головой.— Но это чепуха, можно справиться. Самое страшное знаете что?
Нежелание работать. И вообще отсутствие желаний. Как это у Гёте? Человек живет, пока в нем есть
стремленья! Да? Так, кажется, поправьте, если забыл. Правильно! Вот, друзья мои,— снова оглядел он нас,—
как почувствуете, нет желаний — конец. А пока не робейте!
 Аласы, аласы… А может быть, излучины реки создаются вращением Земли? Может быть, на родине меандров (в районе извилистой реки Меандр) в Малой Азии, где их очень много, есть какие-то особые УСЛОВИЯ для их возникновения? Широта там порядка сорока градусов. Ревущие сороковые! Почему, кстати, называют эти широты в океане ревущими? Никто из опрошенных мной не знает. Путешественники и моряки боятся этих широт. Откуда-то из памяти просочилось — «там часты ураганы, гибнут суда и люди». Играют роль пассаты и мощные океанические течения, то есть опять та же причина — вращение Земли.
 Вода подвижна и легко поддается влияниям. А что на суше? На суше ведь тоже есть этот «подвижный элемент» — вода. Так что же?
 И я влезла в метеорологию, в гидрологию моря и суши, в изучение воздушных и морских течений. Может, и там, в живом движении океанской воды и воздуха, тоже создается нечто подобное излучинам? Тоже петли и отброшенные «старицы»?!
 Жизнь моя сместилась, выходные дни я проводила в библиотеке. Каталоги этого уникального Института книги — грабеж времени и души. Человек слаб: отвлекалась я непрестанно, потому что попадались интереснейшие книги…
 С трудом заставляла я себя возвращаться к своему. Могла ли периодичность вращения Земли как-то отражаться на повторяемости, ритме излучин реки\» Ритм меандров, ритм вращения планеты. Может, как-то согласуются их ритмы?
 На экваторе скорость вращения Земли наибольшая на полюсе наименьшая. Где-то в «середине» действуют наибольшие растягивающие напряжения. Да, но нг. Севере, на полярных равнинах, полно петель, впадин, озер. Значит, широта не главное.
 Была еще одна огромная равнина, до которой я н« добралась,— Западная Сибирь. Мои розыски истины, естественно, привели меня к ней. Разложила карты. И что же — бесконечные озерные края! Откуда они? Н< юге, где в Западной Сибири начинаются казахстански; степи, тоже обнаружились впадины, и, как в Якутии, сухие, и с водой.
 Так я занялась рельефом Западной Сибири. Ученые, оказывается, очень давно интересовались здесь этим удигзительным явлением природы и пытались разгадать его тайны.
 Карта Западной Сибири чуть ли не снилась мне. А вообще-то на нее стоит посмотреть! Громадная низменность, в середине почти бессточный бассейн Васю ганье — между Обью и Иртышом,— знаменитое своими нескончаемыми болотами, слившимися озерами, которые тоже, как и ал асы, почти круглые… Равнина и сейчас имеет ничтожные уклоны — всего от пяти до тридцати сантиметров на километр! Так все и должно быть — плоская равнина, медленно текущие, извивающиеся реки.
 Как-то, когда я рылась в архивах одного из учреждений, меня настигла удача — наткнулась на профиль, построенный изыскателями железной дороги через север Сибири. Профиль пересекал впадины. На севере Западной Сибири впадины называются хасыреями. Летом они не были заметны на поверхности, виднелись только крупные торфяные пятна. А разрезы показали мне, что под пятнами — впадины!
 Климат Западной Сибири не засушлив, как в Центральной Якутии, он ближе к климату полярных равнин устьев рек Лены, Индигирки, Колымы, где озера и заболоченность—без края. Осадков относительно много, и поэтому впадины чаще заняты озерами, болотами или заторфованы.
 А вот на юге Западной Сибири, на севере Казахстана сухой климат, и впадины очень схожи с аласами Междуречья. Значит, надо изучать Казахстан, его природу и климат и прихотливую историю изменения его рельефа.
 Известно, когда человек знает мало, ему кажется, что он знает все, он принимает границы своего кругозора за пределы Вселенной. И только потом, постепенно начинает понимать, как ничтожно мало он знает. Чем больше я вчитываюсь в то, что писалось о впадинах Западной Сибири, тем больше расширяется мое поприще читателя: в каждой книге библиография, и какая! А тут еще выяснилось, что кроме впадин и множества круглых озер на обширных территориях и Западной Сибири, и Северного Казахстана встречаются и какие-то громадные песчано-суглинистые валы и гривы — узкие и длинные, изогнутые в плане в виде полудужий и разделенные лощинами.
 Мне только не хватало этих грив с лощинами! Но отстать от них и не разобраться уже было нельзя, и мне подумалось, что они как-то могут быть связаны с аласами! Гривы и валы дугообразно изгибались, и соответственно их изгибам между ними ютились такие же узкие лощины с озерами, иногда их цепочки.
 Валы и гривы протягивались в длину на десятки, сотни метров, до километров; в ширину имели метры и десятки метров. Высоту—от трех до двадцати метров.
 Гипотез о происхождении валов оказалось много. Валы и гривы могут иметь ледниковое происхождение или карстовое, или они являются реликтами древних дюн или результатом тектонических движений (валы располагаются как бы на выступах кристаллического фундамента), или якобы обязаны своим возникновением вечной мерзлоте, то есть пучению! Упоминали и роль ледниковых вод — вымывание ими впадин.
 Земли Западной Сибири не лежали спокойно, подвижек было много, в том числе в последний миллион лет. Кое-где низменность то поднималась, то опускалась. Известно наступление моря, когда холодные полярные воды затапливали довольно большую часть низменности и оставили морские осадки. Опускалась и поднималась и самая северная часть низменности, поэтому даже сейчас уклоны рек там так малы. Самые подходящие условия для меандрирования рек — лучше и представить невозможно!
 Все исследователи единодушны в том, что гряды и впадины занимают громадные плоские водораздельные пространства: весь север, всю внутреннюю часть Западно-Сибирской низменности, все Приобье и Прииртышье.
 Валы и впадины Западной Сибири исследовали не мерзлотоведы, поэтому мысли ученых в отношении впадин были далеки от термокарста. Считалось, что впадины просадочные — это ипи остатки естественных углублений моря, или размывы грунта ледниковыми водами, или имеют происхождение смешанное.
 Но не могло же быть вечно так, чтобы в эти обильные на впадины места не проник мерзлотовед! И он туда проник, и был это Чекуров! Впадины Западной Сибири оказались совершенно такими, как в Якутии. И ясно, что он сразу же «увидел» во впадинах милую сердцу картину вытаивания подземных льдов, яркое подобие аласов и не замедлил возвестить, что это термокарст! Танец от печки: вечная мерзлота была? Была и даже существует доныне на севере низменности. И так далее…
 Л как же гряды, лощины? Это к термокарстникам не относится. Пусть о них беспокоятся другие.
 А я вдруг с радостью поняла, что гряды эти и вамы — все вместе естественно и просто входят в единую мою схему. Они не что иное, как остатки всем известных речных прирусловых валов, нередко сопровождающих речные излучины там, где половодье велико и река отлагает взвеси на своих берегах. И длинные озера и лощины между гривами естественны, они — остаточные. Так я с готовностью приняла их «к себе» и, как в кроссворде, вписала в клеточки недостающие буквы.
И на современных крупных реках, что тоже известно, таких, как Волга, Миссисипи, и сейчас лежат и мощные и мелкие прирусловые валы, и их цепи в разной степени разрушения (как и там). Если мысленно продолжить обрывки полудужий валов, может получиться тоже всем известный узор так называемых вееров блуждания рек.
 Это очень увлекательное занятие — накапливать факты и смотреть, как вода все льется и льется на твою мельницу!
 И вот что оказалось крайне удивительным — человеческая мысль занималась образованием речных излучин несколько столетий! Листая книги, я пересчитывала имена ученых всего мира — гидрологов, геоморфологов, гляциологов, гидравликов, специалистов по механике грунтов. Таким загадочным оказалось происхождение знакомых нам с детства извивающихся речек и заросших кугой и ивняком стариц!
 Процесс создания формы русел, выходит, до сих пор наименее изученная область гидрологии, несмотря на все старания.
 Вода течет и изменяет прямизну своего русла. Почему? Меня не удовлетворяет мнение, что изгибы русел рек появляются якобы в результате циркуляции воды в речном потоке: поверхностные струи направляются к вогнутому берегу, а донные, насыщенные песком и суглинком,— к выпуклому. Ведь их еще надо создать—эти выпуклые и вогнутые берега. А первопричина?!
 Ученые проделали множество лабораторных опытов, создали более тридцати гипотез, вывели формулы, но раскрыть тайну пока не смогли.
 Не претендуя на новое слово, я все же почувствовала, что надо хотя бы для себя поближе рассмотреть движение водяных струй в живом потоке рек. Может, меня что-то убедит в каком-либо из чужих объяснений, или наведет на какую-то новую мысль, или откроет новую загадку, которая окажется легче главной, и тогда, решив ее, я решу потом и основную, как в математике более легкими уравнениями решаются сложные.
 Придется вспомнить гидравлику, кривые, оси вращения струй и водяные структуры, что возникают в движущейся воде. Гидравлика, гидравлика, будь она неладна! Сколько ночей на протяжении чуть ли не трех лет украла она у нас когда-то в институте, какие хитроумные формулы на нескольких страницах выводили мы, чтобы потом заменить все полученное какой-
нибудь безобидной буквой, например «А», и ьачс!П. развивать эту самую формулу дальше, опять на нес колько страниц!
Я прониклась гидравликой и притянула в сегодняш ний день все ее сложные достоинства. Но кромо известного вначале взять что-либо из нее не удалось За время моих розысков в Якутске вышел и печати сборник статей об… ал асах! Я к нему рвану лась—может, кто-то там спорит со мной? Да нет, меня никто даже не упоминает. Писали кто о чем. .Редактор сборника — Чекуров. Он давно уже не приветствуе; мои идеи. Совсем наоборот, время от времени откры вает «красный свет» моим статьям в сборниках, кото рые редактирует, а однажды дал его и докладу н?; Международный конгресс в Лондоне. Доклад попал к нему на отзыв. Я об этом не знала. Рецензию, резк^ отрицательную, представил комитету в последний мо мент, уже перед самым отъездом делегации, очевидно, чтобы я не успела ее опровергнуть. Я все же попыталась сделать хотя бы это.
 Председатель комитета, академик, откликнулся живо, сразу прочел, сказал:
 — Доклад интересен, рецензия несправедлива, ни каких оснований для дискриминации нет.
 Но, увы, несмотря на его старания, оформляться в поездку было уже поздно. Посылать доклад — тем более, все давно был® отправлено.
 А у меня после всех моих поисков все связалосо вместе — аласы нашего Междуречья, озера и впадины Западной Сибири и Казахстана, бескрайних наши; северных полярных равнин, Аляски и Канады… И * написала большую статью о происхождении рельефа Западной Сибири.
 Статью надо было утвердить в сборник на ученом совете. И был ученый совет. Стол под сукном, з^; столом руководство, ряды стульев, где-то в глубине — Чекуров. Совет вел наш шеф из лаборатории. После ьсех дел речь пошла о сборнике и приготовленных в нем к печати статьях. О моей статье были хорошие отзывы специалистов и внеинститутских.
 И встал Чекуров, бледный, какой-то осунувшийся, и сказал дрожащим голосом, задыхаясь:
 — Я… всю жизнь… за-ни-мался… термокарстом. . и… аласами… и писал, что аласы — это термокарст… А она… го-овориг… что этого… ничего… нет. И вся моя работа…
 Докончить он не мог. Мне показалось, что, не признаваясь, он в какой-то мере уверовал в мою правоту. Шеф наш поднялся и сказал, добродушно улыбаясь и обращаясь к Чекурову:
 — Ну что вы, что вы, Семен Петрович, не волнуйтесь, пожалуйста. Неужели наш автор так вот одним махом и уничтожит всю вашу работу? Пожалуйста, не волнуйтесь.
 Статья моя была опубликована в академическом сборнике. Наука есть наука, издержки неизбежны.
 Ни дня без строчки — это мало. Хотя, как известно, в истоках этого ставшего летучим выражения лежит несколько иной смысл — Nulla dies sine linea — буквально: ни дня без черточки, то есть без мазка кистью, поскольку Плиний Старший имел в виду древнегреческого живописца Апеллеса, жившего в IV веке до нашей эры. И понималось это шире — ни дня в безделье!
Ни дня без мысли — нам подходит больше.