Если брать критерием запас «слов», то по сравнению с человеческим языком язык животных не богат. Для подтверждения этого можно привести такие цифры. Ребенок к концу второго года жизни обладает запасом в 300 слов, к концу третьего в 500, к дошкольному возрасту в 3—5 тысяч слов. Но дело не только в количестве. Главное отличие языка животных в том, что «у них нет возможности сообщить друг другу о прошлом, о будущем и о том, что существует в настоящий момент, но не находится непосредственно в поле зрения»1. Животные не могут пользоваться словом как отвлеченным понятием, как сигналом сигналов. Ведь нашим словам соответствуют определенные понятия, которые помогают нам составить представление об окружающем мире, о том, с чем никогда мы в своей жизни не встречались, чего никогда не видели и не слышали. Словесно выраженные понятия играют главную роль и в мышлении человека.
Конечно, словесная форма общения, т. е. речь, — колоссальное достижение эволюционного развития человека. И на ее фоне язык любых, даже самых высокоорганизованных животных меркнет. Но на то ведь они и «братья наши меньшие». Однако, как бы сильно ни отличался язык животных от нашего, но поскольку он выполняет ту же функцию (дает возможность общаться) и поскольку животные используют для общения сигналы, которые, пусть хотя бы приближенно, по аналогии с нашими могут быть названы «словами», небезынтересно было бы посмотреть, что же собой представляет их «речь». Так ли она примитивна, как может показаться на первый взгляд? В предыдущих разделах мы узнали, каким образом животные «произносят» разные звуки, т. е. коснулись «фонетики» их языка; выяснили значение некоторых сигналов, пытались разобраться в заключенном в них смысле, т. е. поговорили о «семантике». Теперь, видимо, настало время перейти к «грамматике».
Конечно, словесная форма общения, т. е. речь, — колоссальное достижение эволюционного развития человека. И на ее фоне язык любых, даже самых высокоорганизованных животных меркнет. Но на то ведь они и «братья наши меньшие». Однако, как бы сильно ни отличался язык животных от нашего, но поскольку он выполняет ту же функцию (дает возможность общаться) и поскольку животные используют для общения сигналы, которые, пусть хотя бы приближенно, по аналогии с нашими могут быть названы «словами», небезынтересно было бы посмотреть, что же собой представляет их «речь». Так ли она примитивна, как может показаться на первый взгляд? В предыдущих разделах мы узнали, каким образом животные «произносят» разные звуки, т. е. коснулись «фонетики» их языка; выяснили значение некоторых сигналов, пытались разобраться в заключенном в них смысле, т. е. поговорили о «семантике». Теперь, видимо, настало время перейти к «грамматике».
Если брать критерием запас «слов», то по сравнению с человеческим языком язык животных не богат. Для подтверждения этого можно привести такие цифры. Ребенок к концу второго года жизни обладает запасом в 300 слов, к концу третьего в 500, к дошкольному возрасту в 3—5 тысяч слов. Но дело не только в количестве. Главное отличие языка животных в том, что «у них нет возможности сообщить друг другу о прошлом, о будущем и о том, что существует в настоящий момент, но не находится непосредственно в поле зрения»1. Животные не могут пользоваться словом как отвлеченным понятием, как сигналом сигналов. Ведь нашим словам соответствуют определенные понятия, которые помогают нам составить представление об окружающем мире, о том, с чем никогда мы в своей жизни не встречались, чего никогда не видели и не слышали. Словесно выраженные понятия играют главную роль и в мышлении человека.
Конечно, словесная форма общения, т. е. речь, — колоссальное достижение эволюционного развития человека. И на ее фоне язык любых, даже самых высокоорганизованных животных меркнет. Но на то ведь они и «братья наши меньшие». Однако, как бы сильно ни отличался язык животных от нашего, но поскольку он выполняет ту же функцию (дает возможность общаться) и поскольку животные используют для общения сигналы, которые, пусть хотя бы приближенно, по аналогии с нашими могут быть названы «словами», небезынтересно было бы посмотреть, что же собой представляет их «речь». Так ли она примитивна, как может показаться на первый взгляд? В предыдущих разделах мы узнали, каким образом животные «произносят» разные звуки, т. е. коснулись «фонетики» их языка; выяснили значение некоторых сигналов, пытались разобраться в заключенном в них смысле, т. е. поговорили о «семантике». Теперь, видимо, настало время перейти к «грамматике».
Человеческий язык имеет сложную структуру: звуки образуют приставки, корни, суффиксы, называемые морфемами, из них в свою очередь составляются слова, а из слов предложения, число которых практически бесконечно. Прежде считалось: сигналы животных не разделимы на составные элементы. Однако исследования последних лет показали, что и коммуникативные системы некоторых видов животных имеют «ступенчатое» строение, разумеется, гораздо более простое. Животные способны строить достаточно сложные сообщения, комбинируя элементарные единицы, и в их языке есть «синтаксис».
В простейшем виде комбинирование представляет собой перестановку в различном порядке различных элементов, что приводит к изменению значения сигнала. Но изменения смысла сигнала можно добиться и просто меняя количество совершенно одинаковых элементов в сигнале. В зависимости от того, сколько раз издает гусь сигнал «га», характер передаваемой информации становится иным. Если в гусином гоготании больше шести слогов, сообщение можно перевести приблизительно так: «Еды много, давайте останемся здесь». Сигнал «га-га-га-га-га-га» означает, что травы мало и вряд ли есть смысл задерживаться в этом месте. Пять слогов содержат совсем уже другую информацию— «Надо прибавить шагу», четыре — «Полный ход!», а три — «Беги со всех ног. Наверное, придется взлетать.»
Песни перепелов, кукушек, тетеревов представляют собой сигналы, состоящие из одного, двух слогов или серий однообразных по своему характеру звуков. Песни же воробьиных птиц по рисунку далеки от простоты, они образуются из элементов, которые различаются по длительности, амплитуде, частоте. Наименьшей неделимой «единицей» песни является нота. Ноты объединяются в слоги, а слоги — в мотивы или фразы. У теньковки песня может состоять из 24 элементов, у веснички из 18; зарянки используют 250 различных нот и 2300 мотивов.
Песня относится и к наиболее длительным сигналам. У каменки и короткопалой пищухи она звучит секунду, у щегла, пе-ночки-трещетки — несколько секунд, у камышевки, пеночек-пересмешек и дроздов — несколько минут.
Каждый из звуков воробьиных очень часто служит для передачи нескольких значений. Количество их порой достигает 15. В зависимости от ситуации зяблик использует одни и те же строфы своей песни для маркировки территории, как сигнал угрозы, сигнал спаривания, стайный сигнал…
Песни некоторых воробьиных птиц достигают большой степени сложности. В них комбинируются простые сигналы и сигналы более высокого ранга, составленные из простых, причем комбинирование осуществляется по определенным правилам. В результате за счет перестановки мотивов и нот птица одновременно передает несколько сообщений.
И еще немаловажный аспект проблемы, который возникает, когда начинают сравнивать язык животных и нашу речь. Человеческая речь, как известно, является «открытой» системой, она все время обогащается новыми элементами, созданными путем комбинаций из акустических элементов. Поэтому-то ребенок должен выучивать кодовые значения языка, научиться понимать и произносить их. А язык животных? Он представляет собой «закрытую», генетически фиксированную систему, которая состоит из определенного для каждого вида ограниченного количества сигналов. Но, говоря так, не исказим ли мы действительность? Нет. Все абсолютно верно по отношению к большинству животных. Голуби или куры, общаясь друг с другом, используют сигналы, число которых и закодированный в них смысл точно передается из поколения в поколение. Сигналы этих птиц жестко связаны с ситуацией: у кур может звучать сигнал воздушной тревоги, сигнал наземной тревоги и т. д.
Детеныш одногорбого верблюда начинает издавать звуки еще во время рождения. Не пройдет и часа с момента его появления на свет, как он уже может воспроизвести почти все сигналы, свойственные его виду. Однако подобным образом обстоит дело не у всех животных, не все они рождаются, зная сигналы, с которыми потом обращаются друг к другу. Некоторые они должны научиться произносить. Есть сигналы, смысл которых тоже усваивается в детстве (подробнее об этом будет сказано в последующих разделах). Кроме того, многие птицы способны всю жизнь заучивать разные звуки, которые, будучи подкреплены той или иной желательной или нежелательной ситуацией, очень быстро приобретают сигнальное значение. Вороны и малабарские дрозды, живущие вместе, прекрасно разбираются в сигналах друг друга. Когда из клетки удаляют одну птицу, другая начинает выкрикивать призывные звуки из ее «словаря».
Птицы способны усваивать и в дальнейшем оперировать и словами человеческого языка. Что у воронов развито подражание различным звукам — известно давно. Однако они могут не только произносить слова и фразы, но и использовать их при своем общении. У немецкого ученого Э. Гвиннера жил ворон, которого, прежде чем накормить, подзывали, говоря: «кошт» (иди сюда). Когда ворон начал ухаживать за самкой, чтобы подозвать ее к лакомому куску, он вместо положенного для подобной ситуации специального крика говорил ей: «котпл». Такое обращение стало возможно потому, что слово это ассоциировалось у ворона с получением корма и приобрело для него конкретное значение. Другой ворон умел говорить «коглт, Dora, котт» и свистеть. Пока он сидел вместе с самкой, она никаких слов не произносила. Но едва самец вылетал из клетки, самка кричала: «котт», а самец в ответ свистел и говорил: «котт, Dora». Как только самец возвращался, самка прекращала издавать призывные крики.
Вне всякого сомнения, заученные чужие сигналы позволяют расширить объем «словаря». Однако самая сложная система голосового общения не у птиц, а у высших приматов и дельфинов.
Роль звука в жизни дельфинов трудно переоценить. С помощью его животные получают информацию об окружающей среде, передают друг другу полученные сведения. Обмениваясь сигналами, два дельфина очень часто ведут «разговор», как и подобает, соблюдая очередность: пока один свистит, второй молчит. Но дельфины умеют не только свистеть. Они могут издавать щелчки, звонкие удары, похожие на звук барабана, длительные удары, треск, состоящий из коротких импульсов, рык и вой. В одном из экспериментов, проведенном В. И. Марковым, В. А. Тарчевской и В. М. Островской, все эти сигналы решено было рассматривать как исходные элементы. Записав звуки, используемые дельфинами при общении, ученые еще раз хотели проверить, насколько сложен их язык. Они хотели получить подтверждение, что издаваемые животными сигналы построены на основе так называемого иерархического комбинирования: когда из более простых элементов образуются сигналы второго ранга, из которых, в свою очередь, получаются сигналы третьего ранга и т. д.
Иерархические системы — самые сложные в мире животных. Они известны только у некоторых человекообразных обезьян и дельфинов. Благодаря иерархическому комбинированию возможна передача очень большого объема информации. Оно позволяет создать обширный «словарь».
Эксперимент показал, что дельфины при общении широко пользуются сложнейшими сигналами. В одной из ситуаций было записано на магнитную ленту 138 сигналов, из них 86 оказались сложными. Большинство было построено из двух — пяти элементов, но были и такие, которые состояли из 24 элементов. Анализ структуры «слов» дельфинов позволил сделать интересные выводы: каждый сигнал представляет собой объединение нескольких крупных блоков. Блок может быть образован из двух элементов, которые встречаются и в виде самостоятельных сигналов. Но и сам блок бывает самостоятельным и входит в состав следующего блока, а тот, в свою очередь, является структурной единицей еще более сложного сигнала. Сколько всего уровней комбинирования в сигналах дельфинов, пока точно неизвестно. Специалисты предполагают, что их не меньше пяти.
Признавая существование формально «открытой» коммуникативной системы у дельфинов, ученые сейчас воздерживаются от оценок ее смысловой сложности. Предстоит еще разобраться в значении многих сигналов, в правилах кодирования информации в них, в синтаксисе и во многом другом.
Конечно, словесная форма общения, т. е. речь, — колоссальное достижение эволюционного развития человека. И на ее фоне язык любых, даже самых высокоорганизованных животных меркнет. Но на то ведь они и «братья наши меньшие». Однако, как бы сильно ни отличался язык животных от нашего, но поскольку он выполняет ту же функцию (дает возможность общаться) и поскольку животные используют для общения сигналы, которые, пусть хотя бы приближенно, по аналогии с нашими могут быть названы «словами», небезынтересно было бы посмотреть, что же собой представляет их «речь». Так ли она примитивна, как может показаться на первый взгляд? В предыдущих разделах мы узнали, каким образом животные «произносят» разные звуки, т. е. коснулись «фонетики» их языка; выяснили значение некоторых сигналов, пытались разобраться в заключенном в них смысле, т. е. поговорили о «семантике». Теперь, видимо, настало время перейти к «грамматике».
Человеческий язык имеет сложную структуру: звуки образуют приставки, корни, суффиксы, называемые морфемами, из них в свою очередь составляются слова, а из слов предложения, число которых практически бесконечно. Прежде считалось: сигналы животных не разделимы на составные элементы. Однако исследования последних лет показали, что и коммуникативные системы некоторых видов животных имеют «ступенчатое» строение, разумеется, гораздо более простое. Животные способны строить достаточно сложные сообщения, комбинируя элементарные единицы, и в их языке есть «синтаксис».
В простейшем виде комбинирование представляет собой перестановку в различном порядке различных элементов, что приводит к изменению значения сигнала. Но изменения смысла сигнала можно добиться и просто меняя количество совершенно одинаковых элементов в сигнале. В зависимости от того, сколько раз издает гусь сигнал «га», характер передаваемой информации становится иным. Если в гусином гоготании больше шести слогов, сообщение можно перевести приблизительно так: «Еды много, давайте останемся здесь». Сигнал «га-га-га-га-га-га» означает, что травы мало и вряд ли есть смысл задерживаться в этом месте. Пять слогов содержат совсем уже другую информацию— «Надо прибавить шагу», четыре — «Полный ход!», а три — «Беги со всех ног. Наверное, придется взлетать.»
Песни перепелов, кукушек, тетеревов представляют собой сигналы, состоящие из одного, двух слогов или серий однообразных по своему характеру звуков. Песни же воробьиных птиц по рисунку далеки от простоты, они образуются из элементов, которые различаются по длительности, амплитуде, частоте. Наименьшей неделимой «единицей» песни является нота. Ноты объединяются в слоги, а слоги — в мотивы или фразы. У теньковки песня может состоять из 24 элементов, у веснички из 18; зарянки используют 250 различных нот и 2300 мотивов.
Песня относится и к наиболее длительным сигналам. У каменки и короткопалой пищухи она звучит секунду, у щегла, пе-ночки-трещетки — несколько секунд, у камышевки, пеночек-пересмешек и дроздов — несколько минут.
Каждый из звуков воробьиных очень часто служит для передачи нескольких значений. Количество их порой достигает 15. В зависимости от ситуации зяблик использует одни и те же строфы своей песни для маркировки территории, как сигнал угрозы, сигнал спаривания, стайный сигнал…
Песни некоторых воробьиных птиц достигают большой степени сложности. В них комбинируются простые сигналы и сигналы более высокого ранга, составленные из простых, причем комбинирование осуществляется по определенным правилам. В результате за счет перестановки мотивов и нот птица одновременно передает несколько сообщений.
И еще немаловажный аспект проблемы, который возникает, когда начинают сравнивать язык животных и нашу речь. Человеческая речь, как известно, является «открытой» системой, она все время обогащается новыми элементами, созданными путем комбинаций из акустических элементов. Поэтому-то ребенок должен выучивать кодовые значения языка, научиться понимать и произносить их. А язык животных? Он представляет собой «закрытую», генетически фиксированную систему, которая состоит из определенного для каждого вида ограниченного количества сигналов. Но, говоря так, не исказим ли мы действительность? Нет. Все абсолютно верно по отношению к большинству животных. Голуби или куры, общаясь друг с другом, используют сигналы, число которых и закодированный в них смысл точно передается из поколения в поколение. Сигналы этих птиц жестко связаны с ситуацией: у кур может звучать сигнал воздушной тревоги, сигнал наземной тревоги и т. д.
Детеныш одногорбого верблюда начинает издавать звуки еще во время рождения. Не пройдет и часа с момента его появления на свет, как он уже может воспроизвести почти все сигналы, свойственные его виду. Однако подобным образом обстоит дело не у всех животных, не все они рождаются, зная сигналы, с которыми потом обращаются друг к другу. Некоторые они должны научиться произносить. Есть сигналы, смысл которых тоже усваивается в детстве (подробнее об этом будет сказано в последующих разделах). Кроме того, многие птицы способны всю жизнь заучивать разные звуки, которые, будучи подкреплены той или иной желательной или нежелательной ситуацией, очень быстро приобретают сигнальное значение. Вороны и малабарские дрозды, живущие вместе, прекрасно разбираются в сигналах друг друга. Когда из клетки удаляют одну птицу, другая начинает выкрикивать призывные звуки из ее «словаря».
Птицы способны усваивать и в дальнейшем оперировать и словами человеческого языка. Что у воронов развито подражание различным звукам — известно давно. Однако они могут не только произносить слова и фразы, но и использовать их при своем общении. У немецкого ученого Э. Гвиннера жил ворон, которого, прежде чем накормить, подзывали, говоря: «кошт» (иди сюда). Когда ворон начал ухаживать за самкой, чтобы подозвать ее к лакомому куску, он вместо положенного для подобной ситуации специального крика говорил ей: «котпл». Такое обращение стало возможно потому, что слово это ассоциировалось у ворона с получением корма и приобрело для него конкретное значение. Другой ворон умел говорить «коглт, Dora, котт» и свистеть. Пока он сидел вместе с самкой, она никаких слов не произносила. Но едва самец вылетал из клетки, самка кричала: «котт», а самец в ответ свистел и говорил: «котт, Dora». Как только самец возвращался, самка прекращала издавать призывные крики.
Вне всякого сомнения, заученные чужие сигналы позволяют расширить объем «словаря». Однако самая сложная система голосового общения не у птиц, а у высших приматов и дельфинов.
Роль звука в жизни дельфинов трудно переоценить. С помощью его животные получают информацию об окружающей среде, передают друг другу полученные сведения. Обмениваясь сигналами, два дельфина очень часто ведут «разговор», как и подобает, соблюдая очередность: пока один свистит, второй молчит. Но дельфины умеют не только свистеть. Они могут издавать щелчки, звонкие удары, похожие на звук барабана, длительные удары, треск, состоящий из коротких импульсов, рык и вой. В одном из экспериментов, проведенном В. И. Марковым, В. А. Тарчевской и В. М. Островской, все эти сигналы решено было рассматривать как исходные элементы. Записав звуки, используемые дельфинами при общении, ученые еще раз хотели проверить, насколько сложен их язык. Они хотели получить подтверждение, что издаваемые животными сигналы построены на основе так называемого иерархического комбинирования: когда из более простых элементов образуются сигналы второго ранга, из которых, в свою очередь, получаются сигналы третьего ранга и т. д.
Иерархические системы — самые сложные в мире животных. Они известны только у некоторых человекообразных обезьян и дельфинов. Благодаря иерархическому комбинированию возможна передача очень большого объема информации. Оно позволяет создать обширный «словарь».
Эксперимент показал, что дельфины при общении широко пользуются сложнейшими сигналами. В одной из ситуаций было записано на магнитную ленту 138 сигналов, из них 86 оказались сложными. Большинство было построено из двух — пяти элементов, но были и такие, которые состояли из 24 элементов. Анализ структуры «слов» дельфинов позволил сделать интересные выводы: каждый сигнал представляет собой объединение нескольких крупных блоков. Блок может быть образован из двух элементов, которые встречаются и в виде самостоятельных сигналов. Но и сам блок бывает самостоятельным и входит в состав следующего блока, а тот, в свою очередь, является структурной единицей еще более сложного сигнала. Сколько всего уровней комбинирования в сигналах дельфинов, пока точно неизвестно. Специалисты предполагают, что их не меньше пяти.
Признавая существование формально «открытой» коммуникативной системы у дельфинов, ученые сейчас воздерживаются от оценок ее смысловой сложности. Предстоит еще разобраться в значении многих сигналов, в правилах кодирования информации в них, в синтаксисе и во многом другом.