Рубрика: Папоротниковидные

Когда костенец гнездовый развернет на дереве свое пышное «птичье гнездо» и накопит достаточно жирного перегноя, у основания гнезда пристраивается другой папоротник — ужовник повислый. Его двухметровые листья раздвоены на конце и свисают вниз гигантскими змеиными языками.
 Английский ботаник Д. Кэмпбел попытался узнать, каким образом ужовник попадает на содержание к костенцу. Кэмпбел карабкался по деревьям в Богорском ботаническом саду на острове Ява и выяснил следующее. Сначала в «птичье гнездо» попадают споры. Из них вырастают крошечные заростки. Они находят приют между ветошью старых листовых черешков, на полметра ниже розетки живых листьев. Живут там несколько лет, пользуясь защитой и питанием, пока не наступит время для взрослых экземпляров. Таким образом, ужовник в некотором роде напоминает кукушку, подбрасывающую яйца в чужое гнездо.
В Сингапуре ужовник повислый пристраивается к другому папоротнику, проживающему на древесных ветвях,— «оленьему рогу». По габаритам «олений рог» не уступит гнездовому костенцу. Ужовниковые заростки здесь себя тек же привольно чувствуют, однако взрослые растения вырастают только на старых особях «оленьего рога», дряхлеющих и слабых.Громоздкие «оленьи, рога» иной раз так перегружают растение-хозяина, что дерево-хозяин рушится вместе с поселенцем. В оранжерее приходится их подвешивать на толстых канатах.
 Другой вид ужовника — пальчатый, по прозвищу папоротник-«рука», благоденствует во Флориде. Листовая пластинка у него рассечена наподобие человеческой ладони. Он поселяется между черешками капустной пальмы сабаль. Там тоже скапливается разный хлам и ветошь, как и у костенца, и образуется достаточно жирного перегноя. Когда во Флориде наступает период дождей, у «руки» появляются новые листья. Стебли наполняются влагой. Они мясистые, как у пустынных растений. Корни тоже мясистые, очень сочные. Вода запасается, чтобы безбедно пережить сухой сезон.
 Конечно, во время сухого сезона столь значительные запасы воды не остаются незамеченными. Полчища белок устремляются в заросли капустных пальм. С удовольствием грызут и сосут стебли и корни ужовника, утоляя жажду. А помет их, падая тут же, задерживается на черешках пальмовых листьев. Таким образом, выгоду получают и «рука», и белки, и сама пальма, потому что удобрение падает и на землю тоже.

Веками растили рис вьетнамские крестьяне. И чем дальше, тем меньше становились урожаи. Земля тощала. Тогда попытались собирать два урожая в год. От такой меры оскудение почвы пошло еще быстрее. Был, правда, один выход-: посеять зеленое удобрение, а потом запахать его в почву. Только при зеленом удобрении два урожая не получишь. А один даже с удобренного поля давал меньше, чем два без удобрения. Возникал порочный круг. Тупик, из которого не было выхода.
 И тут случилось то, что впоследствии называли чудом. Неизвестная дотоле крестьянка Ба Хен получила на своем поле невиданный урожай. Жила она в деревушке Ла-Вань, в 80 километрах от Ханоя. Растила рис, как и все. Только после посадки бросала в воду азоллу — папоротничек мелкий, как ряска. Он разрастался с завидной быстротой. Каждые 5 дней удваивал площадь и вскоре застилал все поле зеленым одеялом… Казалось, он задушит слабые ростки риса, выживет их с поля. Однако к концу марта, когда в Северном Вьетнаме наступает жара и рис начинает набирать силу, азолла стала вянуть, хиреть. После этого она опустилась на дно и очистила территорию для риса. Сгнив, превратилась в удобрение. Зато рис вырос теперь гораздо выше и выглядел здоровым, как никогда.
 Сельские феодалы живо смекнули, что обещает им водный папоротничек. Запретили сельчанам разглашать тайну азоллы. После смерти крестьянку Ба Хен стали считать чуть ли не святой. А весь остальной Вьетнам узнал о новом способе удобрения риса уже в наше время.
 Сила азоллы в союзе с сине-зеленой водорослью анабеной. Та живет внутри азоллы. Как попадает туда, неясно. Зато хорошо известно, что анабена связывает атмосферный азот. Вместе они снабжают рис дополнительным азотным питанием.
 В Италии азоллу никто из крестьян на рисовые \»> поля не вносил. И все же она оказалась и там. И поднимает урожай не меньше, чем во Вьетнаме. Итальянцы рисоводы называют водный папоротничек — азоллу папоротниковидную — травой гуано, потому что она появляется после удобрения риса гуано — птичьим пометом. Связь довольно ясная. Птицы, откладывающие гуано, приносят на лапках и перьях растеньица азоллы и теряют их. Происходит это очень просто. Азолла — папоротничек небольшой, с виду похожий на мох. У азоллы есть плавающее корневище длиною в ладонь. Сверху оно покрыто крошечными листьями, как черепичной кровлей. Кусочки веточек отламываются легко, прилипают к птичьему оперению и совершают дальние круизы. Затем ведут самостоятельную жизнь.
 Отламывать и уносить могут, конечно, не только птицы. У натуралиста Е. Шато азолла хранилась в горшках с водой. Однажды Шато заметил, что часть растений лежит на земле. Днем в саду никаких посетителей не было, и натуралист решил, что нарушитель спокойствия приходит и бедокурит ночью. Чтобы проверить предположение, отправился в ночной дозор.

По широким долинам Приморья, где сохранились последние ясеневые леса, уцелела и осмунда коричная—ближайший родич древовидных папоротников с Новой Гвинеи и островов Фиджи. Каждую весну, как древние свитки, разворачиваются резные, перистые листья. Они вытягиваются в высоту на метр, а то и на два. Осенью становятся оранжевыми и полощутся тогда, как языки пламени лесных костров. Под землей, наступая на соседние травы, движется год за годом толстое корневище. Расползается центро-бежно, как ведьмины кольца у грибов. Каждый год увеличивает свою территорию на один сантиметр. Метр за сто лет. Три метра — за триста.
 Никто пока не считает коричную осмунду редкостью. Однако ее сестру — осмунду королевскую — в Европе давно уже извели. Повинны в этом, к стыду сказать, любители растений. Они выкапывают корневища осмунды, чтобы выращивать на них в оранжереях орхидеи. Как будто нельзя найти замену! Ведь осмун-да растет так медленно! А споры ее ненадежны. Хоть у осмунды коричной их созревает немало—полтора миллиарда на одном растении,— зато жизненный путь короток. Через 10 дней прорастает только треть…
 В начале века предполагали, что урон осмундовому племени наносит мотылек из рода папаипема — крупная бабочка с размахом крыльев в пять сантиметров. Виды этого мотылька связаны с растениями из семейства сложноцветных. Личинки ими питаются. Долгое время не могли отыскать хозяина одного вида — папаипемы специальнейшей. Никому и в голову не приходило заподозрить осмунду (считалось, что папоротники насекомых не привлекают!). И все же хозяином оказалась осмунда коричная.
 Громоздкая розовая гусеница по размерам не уступает самому мотыльку. Она вбуравливается в корневище осмунды и там проводит все лето, с весны до осени. Когда такая туша проедает себе дорогу, хорошего ждать нечего. Однако вред не так велик. Засыхает один-два листа, отмирает кусок корневища — вот и весь урон. К тому же живет гусеница только в старых корневищах. Молодые не трогает. Зато польза от нее растительному миру огромная. Она убежище для всевозможных паразитов, которые уничтожают вредных насекомых.

Легенда о растении-ягненке давно будоражила мир. Приходили вести, что встречается такое существо в странах Востока. Есть глаза, голова, ноги. Мягкая, пушистая шерстка. Пупком прикреплен к стеблю. Века сменялись веками, а легенда не умирала, словно имела под собой твердую фактическую основу. Как только началось книгопечатание, про ягненка написали в книгах. В XIII веке этот факт уже вовсю комментировали. В 1605 году К. Дюре в книге о растениях упомянул о ягненке как о самом выдающемся творении природы. Вскоре легендарным созданием заинтересовались и ученые. В глаза никто растение не видел, а споров было много. В них принимали участие даже математики. Потом стали искать. Доктор Н. Кэмпфер из датской Восточноазиатской компании проехал всю Персию, но, кроме обычных овец, ничего не обнаружил. Правда, его заинтересовали шкурки каракуля. Тут же выяснил, что получают их от новорожденных ягнят. Попытался использовать этот факт для объяснения легенды, но успеха не имел.
 По-серьезному взялись за проблему растения-ягненка в XIX веке. Лондонское королевское общество командировало на поиски ботаника Г. Слоуна. Он съездил и… положил перед членами общества желанное существо. Именно то, что искали сотни лет. У него было четыре ноги, небольшие рожки, глаза и рот. И густой, темно-желтый войлок волосков. Кроме чисто внешнего сходства, доставленный в Лондон «ягненок», конечно, ничего общего с настоящими животными не имел. Это короткий и толстый, размером с небольшую кошку стебель папоротника циботиума.

Папоротники в пустыне. Возможно ли? Влаголюбивое племя, сохранившее жадность к воде с древних эпох. И все-таки есть среди них и такие, что могут расти в пустыне. По крайней мере, ботаник Ф. Пембер из Нью-Йорка на это рассчитывал, когда отправился искать их в пустыню Колорадо в Калифорнии. Местечко, прямо сказать, жутковатое. Температура 65,6 градуса Цельсия. Дождей почти нет. Вдесятеро меньше, чем в Москве.
 В самом центре Колорадо он папоротников не нашел, но на окраинах ему повезло. Хотя и там пекло и сушь, но по сухим каньонам временных речек растут пальмы вашингтонии. На северных склонах скал он нашел золотистый папоротник гимноптерис треугольный. Не веря своим глазам, дрожащими руками Пембер стал укладывать редкую находку в гербарный пресс. От малейшего нажима листья переламывались, крошились, и их приходилось выбрасывать. А ведь в гербарном прессе растения должны быть стянуты крепко.
 Ученый стал искать новые образцы и в соседнем каньоне наткнулся на другой папоротник — хейлант, краекучник. Этот не ломался. Мелкие листочки его едва достигали 10 сантиметров, зато оказались крепкими, жесткими. Росли маленькими пучками, как веники. Так им легче противостоять засухе. Хейлант обещал хорошо доехать до места назначения. Боясь, что и он сломается, ботаник укладывал растение со всеми предосторожностями. Если бы он знал, чего будет стоить ему эта предосторожность!
 Вернувшись домой, Пембер распаковал багаж и хотел было взглянуть на восхитительный краекучник. Не тут-то было. Страницы газеты, в которой лежало сокровище, слиплись, точно их смазали гуммиарабиком. Пембер хотел было приложить силу, но вовремя одумался. Рвани он в сердцах газету, и хейлант разорвался бы надвое. И повис, исковерканный, на обеих сторонах газеты. Ученый сдержался и не рванул. Зато потратил целый день, миллиметр за миллиметром расклеивая ветхие газетные страницы, точно вскрывал заклеенный раньше времени конверт. Все остальные образцы хейланта оказались точно так же замурованными между газетными страницами. Листья-вайи этого краекучника выделяют клейкое вещество. Оно копится в железках в изобилии. Недаром этот вид называют хейлантом липким. В природе досадное свойство папоротника приносит ему пользу, защищая от излишнего испарения.

Недавно биологи подобрали в тропическом лесу Коста-Рики громадный сук, свалившийся с дерева. На нем рос папоротник, непохожий на все то, что приходилось видеть до сих пор. Прямые, как палки, листья торчали из переплета шиповатых стеблей. На этих же стеблях сидели круглые, похожие на картофельные, клубни, только такие же шиповатые, как и сами стебли. Картофельный папоротник — соляноптерис Брунея! Находка столь же редкая, сколь и загадочная.
 Назначение клубней у соляноптериса до сих пор не выяснено. Сначала думали, что они нужны для привлечения муравьев. Внутри клубней — ароматная сладкая мякоть, как и у многих членов семейства многоножковых. Муравьи из рода ацтека выедают внутренность клубней, пока те не опустеют. Тогда ацтеки покидают обработанный куст и перебираются на новый. Их место занимают личинки других насекомых. Они используют отходы муравьиной семьи.
Изучение соляноптериса затянулось из-за многих причин. И главная — ярость муравьев ацтека. Все, кому пришлось иметь с ними дело, с содроганием вспоминают минуты встречи.
 Вообразите. Биолог взбирается с риском для жизни на ствол дерева, чтобы добраться до картофельного папоротника. Ствола почти не видно. Он весь облеплен мхами и другими поселенцами, скользкий и мокрый. Наконец исследователь у цели. Он хочет сорвать гроздь клубней, но ацтеки молниеносно обрушивают на него силу своих челюстей. Тут уж не до наблюдений. Несчастный едва живой спускается вниз, уже не помышляя о науке.
 Именно поэтому биологи в Коста-Рике были несказанно рады, найдя на земле обрушившийся сук с прекрасной колонией соляноптериса. Однако ветку-то подобрали, но как определить, где у нее верх и где низ? От этого зависят выводы. Дело в том, что в клубнях соляноптериса есть отверстия, через которые муравьи ацтека курсируют туда и обратно. Если отверстия в клубнях снизу, значит, клубень предназначен для муравьев. Если же отверстие сверху, то возможно, что оно вовсе и не для ацтеков, а для сбора воды.
 Биологи так и не смогли сориентировать сук по отношению к земле. Решили приехать на следующий год и поискать картофельный папоротник на дереве. Но сколько ни искали, так и не нашли, хотя пурпурные клубни соляноптериса хорошо заметны на фоне зелени. Все дерево бывает сплошь увешано клубнями. Замечательно, что соляноптерис всегда находят на деревьях бобовых или лавровых. Их цветки обильно выделяют нектар, и ацтекам такие деревья больше нравятся. Но никто и никогда не находил картофельный папоротник на деревьях цекропии, в ветвях которой живут муравьи.

Мест, где живут древовидные папоротники, путешественники всегда побаивались. Один из них, пробираясь в горах Камеруна с бригадой носильщиков, писал:
 «Самое скверное было то, что я потерял ориентировку и не мог видеть хотя бы даже на 20 метров вперед. Самой страшной оказалась работа на ровных местах, где чаща особенно непроницаема. Сегодняшний день выпал тяжелее вчерашнего. Я прорубался в том же лесу, презирая смерть…»
 Можно понять чувства путешественников. Лес не только густой и темный. Он и сырой, туманный. Отовсюду капает. В иной обстановке древовидным папоротникам не прожить. Их дальние родственники из каменноугольного периода жили в банно-влажном климате. Сейчас папоротникам приходится выбирать места повлажнее и пользоваться различными приспособлениями для улавливания воды: их листья и стволы покрыты всевозможными волосками и чешуйками.
  Угольно-черные стволы древовидных папоротников одеты массой тонких, как бечевки, воздушных корней. Чехлы из корней так толсты, что сам стволик под ними кажется совсем тонюсеньким. Вверху ажурная, словно воздушная, крона. Листья в ней собраны в пучок, как у пальм или саговников. Только листья папоротников рассечены много сложнее. Они трижды-, четыреждыперистые. Ярко-зеленые, на блестящих черных черешках.
 Самый крупный — черное дерево — циатея сердцевинная. Гигант в своем племени. Ростом метров 15. Диксонии обычно вырастают метра на три или четыре…
 При всей своей легкости и воздушности циатеи и диксонии оказываются вполне земными созданиями. Имеют хорошо отработанную защиту от возможных бед, а также и возможности для захвата освободившегося кусочка земли.
 По этому поводу новозеландский знаток папоротников Г. Добби рассказал случай из собственной практики.
Еще молодым и неопытным он попал в уцелевший от рубок кусок девственного леса возле местечка Утмали в Родезии. Проводник предупредил: соблюдайте осторожность при встрече с папоротниками. Они имеют шипы. Добби принял это за шутку, рассмеялся и вскоре забыл о предупреждении.
 Дальше происходит следующее. Взбираясь по крутому склону, Добби скользит на мокрой глинистой почве. Теряя равновесие, хватается за первую подвернув шуюся опору. Резкая боль пронизывает руку. Добби вопит от неожиданности и оборачивается к спутнику, ища сочувствия. Тот едва сдерживает улыбку: «А что я говорил?» И указывает вверх. Добби поднимает голову и видит на высоте пяти метров ажурную крону прекрасной циатеи. А та опора, за которую он так неосмотрительно ухватился, оказывается циатеевым стволом. Шипы на нем сидят так густо, что не остается свободного места.
 Они поднимаются до самой кроны и разбегаются дальше по черешкам листьев.

Еще в юности датчанин К. Христенсен твердо решил изучать ботанику, но она так обширна. Какую ветвь избрать?
 В тихий зимний день юноша брел по буковому лесу. Снег уже укрыл землю. Только ажурные листья папоротника еще зеленели на его сметанной белизне. Их переплет мог бы послужить моделью для художников, выдумывающих орнаменты. Дома Кристенсен долго возился, определяя вид папоротника. Наконец узнал: перед ним щитовник игольчатый. Его нежный триждыперистый лист юноша запомнил на всю жизнь. Этот лист решил его судьбу. Он стал птеридологом.
 В наши дни кружевные листья щитовников продолжают волновать не меньше, чем в старину. В 1952 году объявили конкурс красоты для папоротников Северной Америки. Победителем стал щитовник окаймленный. Четвертое место досталось щитовнику Гольди. Десятое— щитовнику красносорусовому. Из 12 призовых мест щитовники взяли пять!
Миллионы листьев щитовника каждый год собирают для оформления банкетов, торжественных собраний и просто для букетов. Возникла целая индустрия заготовки зеленых украшений. Сборщики бродят толпами, оголяя склоны гор. Прославились два мальчугана. С помощью своих друзей они собрали за сезон по 15 тысяч листьев.
Одной ложки мелкозема в щели меЬкду камнями довольно, чтобы обеспечить щитовник пищей и влагой.
Правда, одна фирма в штате Массачусетс заверила, что ее сборщики работают на тех же местах 25 лет и заросли не редеют. Но кто проверит? Даже если нет заметного урона от сбора листьев, то уж наверняка есть от выкапывания. Еще в 1913 году браконьеры совершенно истребили заросли щитовника Гольди в части штата Вермонт.
 Могучий щитовник Гольди с полутораметровыми листьями сохранился в горах в штате Кентукки. И не потому, что там меньше браконьеров, а по той причине, что они боятся ходить в горы: слишком много ядовитых змей! На равнинах Кентукки щитовник исчез и без помощи браконьеров: вырубили леса, снизилась влажность, уменьшилась тень…
 Красота, конечно, не единственное, что влечет к щитовнику. Его листья служат пищей для некоторых лесных жителей. Особенно любит их лось. Зоологи даже попытались выяснить, какова роль щитовника в диете сохатого. Сделали расчеты бюджета времени лося. С секундомером в руках зоолог Г. Беловский наблюдал, как движется многопудовая туша по морю еды. На ходу срывает листья деревьев, двигаясь со скоростью 2,5 метра в минуту. Водные растения вылавливает с тою же быстротой. А вот в зарослях папоротника, нежнейшего щитовника, который сорвать, казалось бы, легче всего, перемещается в два с половиной раза медленнее. Видимо, очень необходим лосю щитовник. Баланс времени у четвероногого очень напряженный — приходится тратить на еду почти половину дня. Когда же отдыхать и пережевывать жвачку?
 Прореживая заросли щитовников, сохатый, сам того не ведая, приносит изрядную пользу для леса. В густом пологе папоротников душно и жарко. Под сплошным кружевом листвы особенно плохо растут в Саянах молодые кедры. Там они очень слабо испаряют влагу. Значит, и растут туго. Это установили недавно лесоводы из Академии наук. Всего в лесу должно быть в меру. Щитовников тоже.

Английские писатели, рисуя пейзаж своих островов, любят упоминать как бы невзначай о листовике обыкновенном. Этот папоротник в Англии обычен и вездесущ. Натиск цивилизации его словно не коснулся. Напротив, он ускользает из своих привычных мест обитания — с влажных, тенистых скал — и переселяется поближе к человеку. Его цельные ярко-зеленые листья победно реют то тут, то там. Они похожи на листья обычного огородного хрена. Англичане называют его «олений язык», хотя сходство очень отдаленное. Разве что по форме. По размеру же папоротник гораздо крупнее. Длиной более полуметра, шириной в ладонь.
 Как и у костенцов, споры листовика летят далеко. Этот баловень судьбы появляется в самых неожиданных местах. Возле города Колчестера листовик захватил карниз каменного виадука над железной дорогой. Дым паровозов растению нипочем. По всей длине виадука колышутся хреноподобные листья, как зеленые праздничные флаги.
 В Америке листовик редок. В городе Сиракузы под Нью-Йорком собрались на митинг члены ассоциации развития наук. Местный ботаник обещал показать нечто экзотическое. Он привел собравшихся на полянку, где рос «олений язык». Ученые пришли в восторг. Им никогда не приходилось видеть такую редкость. Однако присутствовавший здесь же английский ботаник пожал плечами: «Подумаешь, невидаль, да у нас он в каждом дворе!»
 Не повезло с листовиком и американским писателям. Один из них по примеру английских коллег попытался включить «олений язык» в описание ландшафта. Поселил его возле дупла на стволе дерева, склонившегося над водой. Немедленно в папоротниковом журнале появилось опровержение. Возмутился английский подписчик Э. Эллиот: «Олений язык» на дереве? Немыслимо! У нас в Девоне этого добра хватает. И деревья подходящие есть. Но чтобы рос на стволе? Неправдоподобно! Многоножка — та растет. И в дуплах селится».

Новую Зеландию можно с полным правом называть страной папоротников. Они заполонили ее горы и долины. Однако и там позиции папоротников пошатнулись. Не подумав, люди завезли на острова оленей. Не встретив хищников, те размножились до такой степени, что под их напором стали редеть леса. Олени обгладывали молодую поросль деревьев. Но особое внимание обратили на папоротник костенец луковиценосный.
 Надо сказать, что этот абориген приспособлен к различным превратностям судьбы лучше своих островных собратьев. У него на верхней стороне триждыперистых листьев множество «луковичек» — выводковых почек. Они надежнее, чем споры. Созрев, почки падают на землю. Если она влажная, из них вырастают новые растения. Костеней, гнездовый сам себя обеспечивает пропитанием. Воронка листьев — превосходная урна для сбора отходов, чужих и своих собственных.
Исключается самая ненадежная фаза в жизни растений — крохотный заросток. Однако, несмотря на обильную смену, наш знакомый начисто выедается копытной братией. Вопрос стоит ребром: либо олени, либо костенец. Третьего пути нет.
 Если бы только олени! На острове Окленд другому виду костенца — блестящему — угрожают одичавшие свиньи. В 1807 году их завезли на остров, а к концу XIX века они вырвались на свободу и захватили его целиком. Правда, сейчас их поголовье вроде бы поумень-шилось, но и заросли костенца с их помощью поредели.
 Соблюдая объективность, заметим, что от напора копытных страдают не все представители костенцов. Страдают те, что живут на земле. Но многие виды — эпифиты. В тропиках поселяются на стволах и ветвях крупных деревьев. Там они в полной безопасности от копытных. Правда, водное и пищевое снабжение похуже.
 Так же как у бромелиевых — строителей воздушных болот — листья у этих папоротников цельные, собраны розеткой. С земли розетка выглядит птичьим гнездом, отчего и папоротники получили название «птичьих гнезд». В «гнездо» падает сверху всевозможный хлам — старые листья, кусочки коры, веточки, перья птиц. Хлам копится, перепревает, превращается в отличный перегной. Сюда же льется сверху дождевая вода, в которой растворены соли и кислоты, вымытые из кроны растения-хозяина. Почва становится такой плодородной, что в ней поселяются даже земляные черви. Они также улучшают почву. Таким даровым грунтом пользуется сам же костенец. Пускает туда свои корни.
 Живет так припеваючи много лет. Но всему приходит конец. Подгнивает от чрезмерного увлажнения сук, приютивший «птичье гнездо», или рушится ствол растения-хозяина. Результат тот же.
 В Америке наземные костенцы проявляют явное тяготение к деревьям черного ореха — родича нашего грецкого. Может быть, в этом не усмотрели бы ничего особенного, если бы не находились орехи у ботаников под особым наблюдением. Уже-давно заметили, что под кронами орехов многие растения не уживаются. Причина? Яд юглон, который выделяет орех. С его помощью дерево как бы проводит прополку под собственным пологом.