Мест, где живут древовидные папоротники, путешественники всегда побаивались. Один из них, пробираясь в горах Камеруна с бригадой носильщиков, писал:
«Самое скверное было то, что я потерял ориентировку и не мог видеть хотя бы даже на 20 метров вперед. Самой страшной оказалась работа на ровных местах, где чаща особенно непроницаема. Сегодняшний день выпал тяжелее вчерашнего. Я прорубался в том же лесу, презирая смерть…»
Можно понять чувства путешественников. Лес не только густой и темный. Он и сырой, туманный. Отовсюду капает. В иной обстановке древовидным папоротникам не прожить. Их дальние родственники из каменноугольного периода жили в банно-влажном климате. Сейчас папоротникам приходится выбирать места повлажнее и пользоваться различными приспособлениями для улавливания воды: их листья и стволы покрыты всевозможными волосками и чешуйками.
Угольно-черные стволы древовидных папоротников одеты массой тонких, как бечевки, воздушных корней. Чехлы из корней так толсты, что сам стволик под ними кажется совсем тонюсеньким. Вверху ажурная, словно воздушная, крона. Листья в ней собраны в пучок, как у пальм или саговников. Только листья папоротников рассечены много сложнее. Они трижды-, четыреждыперистые. Ярко-зеленые, на блестящих черных черешках.
Самый крупный — черное дерево — циатея сердцевинная. Гигант в своем племени. Ростом метров 15. Диксонии обычно вырастают метра на три или четыре…
При всей своей легкости и воздушности циатеи и диксонии оказываются вполне земными созданиями. Имеют хорошо отработанную защиту от возможных бед, а также и возможности для захвата освободившегося кусочка земли.
По этому поводу новозеландский знаток папоротников Г. Добби рассказал случай из собственной практики.
Еще молодым и неопытным он попал в уцелевший от рубок кусок девственного леса возле местечка Утмали в Родезии. Проводник предупредил: соблюдайте осторожность при встрече с папоротниками. Они имеют шипы. Добби принял это за шутку, рассмеялся и вскоре забыл о предупреждении.
Дальше происходит следующее. Взбираясь по крутому склону, Добби скользит на мокрой глинистой почве. Теряя равновесие, хватается за первую подвернув шуюся опору. Резкая боль пронизывает руку. Добби вопит от неожиданности и оборачивается к спутнику, ища сочувствия. Тот едва сдерживает улыбку: «А что я говорил?» И указывает вверх. Добби поднимает голову и видит на высоте пяти метров ажурную крону прекрасной циатеи. А та опора, за которую он так неосмотрительно ухватился, оказывается циатеевым стволом. Шипы на нем сидят так густо, что не остается свободного места.
Они поднимаются до самой кроны и разбегаются дальше по черешкам листьев.
«Самое скверное было то, что я потерял ориентировку и не мог видеть хотя бы даже на 20 метров вперед. Самой страшной оказалась работа на ровных местах, где чаща особенно непроницаема. Сегодняшний день выпал тяжелее вчерашнего. Я прорубался в том же лесу, презирая смерть…»
Можно понять чувства путешественников. Лес не только густой и темный. Он и сырой, туманный. Отовсюду капает. В иной обстановке древовидным папоротникам не прожить. Их дальние родственники из каменноугольного периода жили в банно-влажном климате. Сейчас папоротникам приходится выбирать места повлажнее и пользоваться различными приспособлениями для улавливания воды: их листья и стволы покрыты всевозможными волосками и чешуйками.
Угольно-черные стволы древовидных папоротников одеты массой тонких, как бечевки, воздушных корней. Чехлы из корней так толсты, что сам стволик под ними кажется совсем тонюсеньким. Вверху ажурная, словно воздушная, крона. Листья в ней собраны в пучок, как у пальм или саговников. Только листья папоротников рассечены много сложнее. Они трижды-, четыреждыперистые. Ярко-зеленые, на блестящих черных черешках.
Самый крупный — черное дерево — циатея сердцевинная. Гигант в своем племени. Ростом метров 15. Диксонии обычно вырастают метра на три или четыре…
При всей своей легкости и воздушности циатеи и диксонии оказываются вполне земными созданиями. Имеют хорошо отработанную защиту от возможных бед, а также и возможности для захвата освободившегося кусочка земли.
По этому поводу новозеландский знаток папоротников Г. Добби рассказал случай из собственной практики.
Еще молодым и неопытным он попал в уцелевший от рубок кусок девственного леса возле местечка Утмали в Родезии. Проводник предупредил: соблюдайте осторожность при встрече с папоротниками. Они имеют шипы. Добби принял это за шутку, рассмеялся и вскоре забыл о предупреждении.
Дальше происходит следующее. Взбираясь по крутому склону, Добби скользит на мокрой глинистой почве. Теряя равновесие, хватается за первую подвернув шуюся опору. Резкая боль пронизывает руку. Добби вопит от неожиданности и оборачивается к спутнику, ища сочувствия. Тот едва сдерживает улыбку: «А что я говорил?» И указывает вверх. Добби поднимает голову и видит на высоте пяти метров ажурную крону прекрасной циатеи. А та опора, за которую он так неосмотрительно ухватился, оказывается циатеевым стволом. Шипы на нем сидят так густо, что не остается свободного места.
Они поднимаются до самой кроны и разбегаются дальше по черешкам листьев.
Мест, где живут древовидные папоротники, путешественники всегда побаивались. Один из них, пробираясь в горах Камеруна с бригадой носильщиков, писал:
«Самое скверное было то, что я потерял ориентировку и не мог видеть хотя бы даже на 20 метров вперед. Самой страшной оказалась работа на ровных местах, где чаща особенно непроницаема. Сегодняшний день выпал тяжелее вчерашнего. Я прорубался в том же лесу, презирая смерть…»
Можно понять чувства путешественников. Лес не только густой и темный. Он и сырой, туманный. Отовсюду капает. В иной обстановке древовидным папоротникам не прожить. Их дальние родственники из каменноугольного периода жили в банно-влажном климате. Сейчас папоротникам приходится выбирать места повлажнее и пользоваться различными приспособлениями для улавливания воды: их листья и стволы покрыты всевозможными волосками и чешуйками.
Угольно-черные стволы древовидных папоротников одеты массой тонких, как бечевки, воздушных корней. Чехлы из корней так толсты, что сам стволик под ними кажется совсем тонюсеньким. Вверху ажурная, словно воздушная, крона. Листья в ней собраны в пучок, как у пальм или саговников. Только листья папоротников рассечены много сложнее. Они трижды-, четыреждыперистые. Ярко-зеленые, на блестящих черных черешках.
Самый крупный — черное дерево — циатея сердцевинная. Гигант в своем племени. Ростом метров 15. Диксонии обычно вырастают метра на три или четыре…
При всей своей легкости и воздушности циатеи и диксонии оказываются вполне земными созданиями. Имеют хорошо отработанную защиту от возможных бед, а также и возможности для захвата освободившегося кусочка земли.
По этому поводу новозеландский знаток папоротников Г. Добби рассказал случай из собственной практики.
Еще молодым и неопытным он попал в уцелевший от рубок кусок девственного леса возле местечка Утмали в Родезии. Проводник предупредил: соблюдайте осторожность при встрече с папоротниками. Они имеют шипы. Добби принял это за шутку, рассмеялся и вскоре забыл о предупреждении.
Дальше происходит следующее. Взбираясь по крутому склону, Добби скользит на мокрой глинистой почве. Теряя равновесие, хватается за первую подвернув шуюся опору. Резкая боль пронизывает руку. Добби вопит от неожиданности и оборачивается к спутнику, ища сочувствия. Тот едва сдерживает улыбку: «А что я говорил?» И указывает вверх. Добби поднимает голову и видит на высоте пяти метров ажурную крону прекрасной циатеи. А та опора, за которую он так неосмотрительно ухватился, оказывается циатеевым стволом. Шипы на нем сидят так густо, что не остается свободного места.
Они поднимаются до самой кроны и разбегаются дальше по черешкам листьев.
Добби всегда поражало равнодушие, с которым относились к древовидным папоротникам первые новозеландские поселенцы. Они просто не замечали неземной красоты и грациозности папоротников. Если же те оказывались на пути, старались быстрее от них избавиться. Конечно, новоселов можно понять: обживали новый край. Не до сентиментальности. Но порою люди сами были повинны в том, что древовидные создания становились на их пути.
Человек принес с собой пожары. На пожарищах особенно бурно разрастаются диксонии. У них от ствола отходят горизонтальные побеги, дающие новые стволы, между которыми старый, родительский, не всегда легко найти. На вырубках диксонии выстраиваются густыми шеренгами, как колонны демонстрантов.
Тасманийский ботаник Д. Джильберт попытался выяснить, сколько пожаров способны выдержать диксонии. Они отлично чувствуют себя в лесу, если пожары редки, скажем, один пожар за 350 лет. Если чаще, один раз в 200—300 лет, то место хвойных в лесах занимает эвкалипт и диксонии разрастаются еще гуще. Когда огонь начинает пробегать по лесам через 20—30 лет, то диксонии не найти. Остаются одни эвкалипты, да и то не все виды.
Зато папоротники берут реванш в посадках экзотических сосен. С давних пор в Австралии и Новой Зеландии выращивают сосну лучистую. В Австралии она очень успешно конкурирует с эвкалиптами. Она расселяет свой молодняк в эвкалиптовых лесах и грозит потеснить австралийского аборигена. В Новой Зеландии в той же роли выступает не сосна, а циатея.
В 1925 году выгорел большой участок ногоплодни-кового леса. На пожарище посадили сосну замечательную. Лет 25 сосна росла спокойно. Но, как это всегда бывает, с возрастом чаща посадок становилась все реже. Через 25 лет поредели и сосновые чащи. Деревьев стало втрое меньше: Тут-то и стали замечать, что под пологом сосен поселилась масса циатей. Сосновые посадки штурмовали сразу три вида: черное дерево, циа-тея Куннингама и самая изящная из них — циатея серебристая с блестящей белой изнанкой листвы.
К 30 годам число сосен снова уменьшилось почти вдвое. А легион циатей соответственно возрос. Неизвестно, чем бы кончилось соревнование, если бы не вмешался преподаватель университета Виктории в Веллингтоне Д. Мак-Квин. Он проредил сосновые посадки, а подлесок вообще вырубил начисто. В том числе и циатей. Прошло 6 лет. Кустарники снова наводнили сосновые посадки. Только ажурных крон циатей уже не видно между ними. Может быть, им нужно 25 лет, чтобы собраться с силами?
Отношение к древовидным папоротникам резко изменилось, когда возникла мода сажать их дома под окнами, как березы или кусты шиповника. Даже в глухих местечках Новой Зеландии я видел такие деревца, которым позволено жить в соседстве с человеком на зеленом бархате газона. Но за это папоротниковое племя заплатило дорогую цену. Новозеландские сельские дамы стали выкапывать в лесу молодняк и сбывать его горожанам. Возник оживленный натуральный обмен: я тебе — циатею, ты мне — рубашку, я тебе — диксо-нию, ты мне — блузку. Потом стали вывозить в другие страны. Добрались и до Лондона. Там уже диксоиии и циатей шли по цене от 5 до 47 фунтов стерлингов за штуку. Молодняка в лесах соответственно поубавилось.
«Самое скверное было то, что я потерял ориентировку и не мог видеть хотя бы даже на 20 метров вперед. Самой страшной оказалась работа на ровных местах, где чаща особенно непроницаема. Сегодняшний день выпал тяжелее вчерашнего. Я прорубался в том же лесу, презирая смерть…»
Можно понять чувства путешественников. Лес не только густой и темный. Он и сырой, туманный. Отовсюду капает. В иной обстановке древовидным папоротникам не прожить. Их дальние родственники из каменноугольного периода жили в банно-влажном климате. Сейчас папоротникам приходится выбирать места повлажнее и пользоваться различными приспособлениями для улавливания воды: их листья и стволы покрыты всевозможными волосками и чешуйками.
Угольно-черные стволы древовидных папоротников одеты массой тонких, как бечевки, воздушных корней. Чехлы из корней так толсты, что сам стволик под ними кажется совсем тонюсеньким. Вверху ажурная, словно воздушная, крона. Листья в ней собраны в пучок, как у пальм или саговников. Только листья папоротников рассечены много сложнее. Они трижды-, четыреждыперистые. Ярко-зеленые, на блестящих черных черешках.
Самый крупный — черное дерево — циатея сердцевинная. Гигант в своем племени. Ростом метров 15. Диксонии обычно вырастают метра на три или четыре…
При всей своей легкости и воздушности циатеи и диксонии оказываются вполне земными созданиями. Имеют хорошо отработанную защиту от возможных бед, а также и возможности для захвата освободившегося кусочка земли.
По этому поводу новозеландский знаток папоротников Г. Добби рассказал случай из собственной практики.
Еще молодым и неопытным он попал в уцелевший от рубок кусок девственного леса возле местечка Утмали в Родезии. Проводник предупредил: соблюдайте осторожность при встрече с папоротниками. Они имеют шипы. Добби принял это за шутку, рассмеялся и вскоре забыл о предупреждении.
Дальше происходит следующее. Взбираясь по крутому склону, Добби скользит на мокрой глинистой почве. Теряя равновесие, хватается за первую подвернув шуюся опору. Резкая боль пронизывает руку. Добби вопит от неожиданности и оборачивается к спутнику, ища сочувствия. Тот едва сдерживает улыбку: «А что я говорил?» И указывает вверх. Добби поднимает голову и видит на высоте пяти метров ажурную крону прекрасной циатеи. А та опора, за которую он так неосмотрительно ухватился, оказывается циатеевым стволом. Шипы на нем сидят так густо, что не остается свободного места.
Они поднимаются до самой кроны и разбегаются дальше по черешкам листьев.
Добби всегда поражало равнодушие, с которым относились к древовидным папоротникам первые новозеландские поселенцы. Они просто не замечали неземной красоты и грациозности папоротников. Если же те оказывались на пути, старались быстрее от них избавиться. Конечно, новоселов можно понять: обживали новый край. Не до сентиментальности. Но порою люди сами были повинны в том, что древовидные создания становились на их пути.
Человек принес с собой пожары. На пожарищах особенно бурно разрастаются диксонии. У них от ствола отходят горизонтальные побеги, дающие новые стволы, между которыми старый, родительский, не всегда легко найти. На вырубках диксонии выстраиваются густыми шеренгами, как колонны демонстрантов.
Тасманийский ботаник Д. Джильберт попытался выяснить, сколько пожаров способны выдержать диксонии. Они отлично чувствуют себя в лесу, если пожары редки, скажем, один пожар за 350 лет. Если чаще, один раз в 200—300 лет, то место хвойных в лесах занимает эвкалипт и диксонии разрастаются еще гуще. Когда огонь начинает пробегать по лесам через 20—30 лет, то диксонии не найти. Остаются одни эвкалипты, да и то не все виды.
Зато папоротники берут реванш в посадках экзотических сосен. С давних пор в Австралии и Новой Зеландии выращивают сосну лучистую. В Австралии она очень успешно конкурирует с эвкалиптами. Она расселяет свой молодняк в эвкалиптовых лесах и грозит потеснить австралийского аборигена. В Новой Зеландии в той же роли выступает не сосна, а циатея.
В 1925 году выгорел большой участок ногоплодни-кового леса. На пожарище посадили сосну замечательную. Лет 25 сосна росла спокойно. Но, как это всегда бывает, с возрастом чаща посадок становилась все реже. Через 25 лет поредели и сосновые чащи. Деревьев стало втрое меньше: Тут-то и стали замечать, что под пологом сосен поселилась масса циатей. Сосновые посадки штурмовали сразу три вида: черное дерево, циа-тея Куннингама и самая изящная из них — циатея серебристая с блестящей белой изнанкой листвы.
К 30 годам число сосен снова уменьшилось почти вдвое. А легион циатей соответственно возрос. Неизвестно, чем бы кончилось соревнование, если бы не вмешался преподаватель университета Виктории в Веллингтоне Д. Мак-Квин. Он проредил сосновые посадки, а подлесок вообще вырубил начисто. В том числе и циатей. Прошло 6 лет. Кустарники снова наводнили сосновые посадки. Только ажурных крон циатей уже не видно между ними. Может быть, им нужно 25 лет, чтобы собраться с силами?
Отношение к древовидным папоротникам резко изменилось, когда возникла мода сажать их дома под окнами, как березы или кусты шиповника. Даже в глухих местечках Новой Зеландии я видел такие деревца, которым позволено жить в соседстве с человеком на зеленом бархате газона. Но за это папоротниковое племя заплатило дорогую цену. Новозеландские сельские дамы стали выкапывать в лесу молодняк и сбывать его горожанам. Возник оживленный натуральный обмен: я тебе — циатею, ты мне — рубашку, я тебе — диксо-нию, ты мне — блузку. Потом стали вывозить в другие страны. Добрались и до Лондона. Там уже диксоиии и циатей шли по цене от 5 до 47 фунтов стерлингов за штуку. Молодняка в лесах соответственно поубавилось.