Рубрика: Что нам известно о природе

Закавказье — с его легендарной Колхидой, превращенной трудами людей в цитрусовый сад, с аллеями из эвкалиптов, с излюбленным местообитанием птиц и редких деревьев — Ленкоранью, с Армянским нагорьем, где временами начинает казаться, что за неделю до твоего приезда здесь кончилось извержение вулкана, и, наконец, с хребтами Малого Кавказа, у которых, как бы для оправдания своего названия, все как на Большом Кавказе, только в уменьшенном масштабе — полно контрастов и в динамике развития природы за тысячелетие. Кажется маловероятным, но цифры подтверждают, что в нашей субтропической Колхиде, климат которрй напоминает баню, где парятся эвкалиптовыми вениками, колебания эффективных температур не меньше, а даже больше, чем в других местах. Очень резко контрасты выражены в количестве осадков, которые на западе превышают 2000, уменьшаясь на востоке до 200 мм. При этом осадки теплого периода сокращаются при движении на восток в 2—3 раза, а холодного — даже в 4—5 раз. И возможно, именно зимние осадки и их колебания создают пестроту в динамике растительности. Работая в Закавказье по выявлению мест схода лавин и селей, определяя фитоиндикационными методами частоту их действия совместно с гляциологами Проблемной лаборатории снежных лавин и селей, мы особенно остро ощутили разнообразие современных изменений растительности на верхнем пределе ее развития. Дендрохронологические исследования, сопоставленные с характером возобновления лесов на верхнем пределе, позволили прийти к выводу, что для Западного Кавказа эта динамика специфична. Рубеж проходит по Арсиянскому хребту, поэтому и изменения природы в Западном Закавказье по сравнению с Центральным и Восточным в пределах тысячелетий были, вероятнее всего, тоже различными.
Учитывая, что VIII—XIII вв. в Закавказье переживали расцвет и Армения, и Грузия, и византийские провинции, и энергично расширявшие свои владения мусульманские султанаты Сельджукидов, трудно представить, что, несмотря на бесконечные разрушительные войны тех времен, государства именно в это время находили средства для возведения и храмов, и крепостей, и мостов, и городов. Ширакские степи были тогда центром мощного Анийского царства. На территории, раскинувшейся на многие километры вокруг бывшей столицы Ани можно и теперь увидеть глыбы обтесанного камня от былых строений в таком изобилии, что в конце концов начинаешь думать, что и все окрестные камни в этих местах — продукты человеческой деятельности. В этот же период возводились многочисленные арочные мосты через реки, прекрасно работающие и поныне, крепости, каменные террасы, относимые народной памятью к временам царицы Тамар (XII— XIII вв.). Все эти сооружения так прочны и так хорошо вписываются в ландшафты, что порой кажется, будто сами горы превратились в новые ряды сцементированных глыб. Примечательно, что в современных условиях количество осадков таково, что использование террас тех времен неэффективно. Может быть, в те времена в Центральном и Восточном Закавказье осадков выпадало больше?

Ранним солнечным утром, когда и туманы, и пыль степей Предкавказья словно спят, опустившись на землю, внезапно возникает величественная цепь Кавказских гор.
Динамику природы огромного, многоликого Большого Кавказа с его бессчетным количеством долин, в каждой из которых свои природные особенности, свой хозяйственный уклад, а иногда и целый народ, говорящий на своем языке, невозможно охарактеризовать даже в самых общих чертах на нескольких страницах. Да и материалов в тысячелетнем интервале пока для этого мало. Поэтому эти изменения будут рассмотрены на примере Центрального Кавказа, и прежде всего верховьев Баксанской долины. Ежегодные выезды в эти места в течение пятнадцати лет, полевые исследования позволили не только доработать и проверить на практике приемы фитоиндикации, но и выявить вековые изменения природы высокогорий этого района.
Центральным Кавказом считается отрезок Большого Кавказа от Эльбруса до Казбека, т. е. наиболее высокая часть Кавказа. Труднодоступность этих мест давала широкий простор для фантастических вымыслов людей, побуждая их к созданию легенд. Общей особенностью легенд Кавказа является мысль об охране природы, осуществляемой духами. Это Дали у грузин, Уастирчи—у осетин, Апсат—у карачаевцев, а нередко это и местные духи конкретного ущелья. Но все они берут под защиту своих подданных — животных. Охотникам разрешается убивать лишь столько дичи, сколько им необходимо длят пропитания—духи даже помогут им в этом. Но жадность охотников, если они пожелают убить больше, чем положено, всегда жестоко наказывалась. С глубокой древности существовал обычай поклонения деревьям и целым рощам, свойственный всем этим народам. Причем культ этих деревьев много столетий удивительно сочетался с христианством и мусульманством, так как культовые сооружения воздвигались именно в тех местах, где люди поклонялись силам природы. Заслуживает внимания факт сохранения рощ в высокогорьях на пределе развития лесов, где нужда в топливе ощущалась особенно сильно. Заповедовались березовые и кленовые рощи, криволесья, дубравы, вязы, сосновые рощи и отдельные редкие старые сосны на пределе лесов и т. д.

Крым, легендарная Таврия, издревле привлекал к себе людей благодатным климатом, плодородными землями равнин, обилием рыб в прибрежных водах. Исторические записи о Крыме имеются в пределах 2,5 тысячелетия. Сказочные богатства плодородной Таврии, кормившей Древнюю Грецию в IV — III вв. до н. э., были в какой-то мере связаны не только с улучшением климатической обстановки, но и с длительным процессом непрерывного хозяйственного использования территории греками и скифами, что было редкостью в последующие века.
Первые сведения о растительности Крыма можно найти у Геродота, который писал в V в. до н. э., что служители культа не могут разводить в Крыму требуемые для совершения обрядов деревья, так как эти деревья здесь вымерзают. В дальнейшем это повторили и Теофраст (IV — III вв. до н. э.), и даже Страбон в I в. до н. э. Однако генуэзцы без особого труда разводили здесь маслину, и с тех времен сохранилось одно дерево в возрасте 700 лет. В Крыму часто можно услышать о деревьях «тысячелетнего» возраста — это тис, дикая фисташка, дуб пушистый, можжевельник высокий. Однако специальных дендрохронологических исследований здесь не производилось для самых старых деревьев. Имеющиеся же подсчеты устанавливают максимальный возраст в пределах 300—500 лет.
С конца XVIII в., со времен присоединения Крыма к России, стали появляться в печати путевые наблюдения об этих местах русских путешественников, а с XIX в., с основания в 1812 г. «Казенного Таврического сада под деревней Никитой», начались систематические наблюдения за естественной растительностью я широкая интро-дукцизация полезных и интересных растений со всего мира.

Картина изменений природы европейской части СССР была бы неполной без Крыма и Кавказа. С глубокой древности эти горы выступают как связующее звено между Европой и Азией, обжитыми районами Средиземноморья и безбрежными степями Скифии, холодной Гипербореей и знойной Сарматией.

Прикаспий является юго-восточной окраиной Европы с наиболее резко выраженной континентальностью климата. Контрастность природных условий, их резкое изменение от года к году, яркие черты динамики растительности проявляются здесь особенно выразительно.
В IX—XII вв. климат Северного Прикаспия был суше и теплее современного. Каспийское море находилось \’в так называемой дербентской стадии регрессии, начало которой относится к V—VIII вв. н. э., а конец— к XIII в. Эта регрессия прерывалась некоторым подъемом уровня во второй половине X — начале XI в.
Заселяли Прикаспий в то время тюркоязычные кочевые племена. На картах Каспий рисовали в виде круга, а на юго-востоке отдельно помещалось Абаскунское море. Вот как писал в X в. о своих землях властитель Хазарии: «Страна [наша] не получает много дождей. В ней имеется много-много рек, в которых выращивается много рыбы. Есть [также] в ней у нас много источников. Страна плодородна и тучна, состоит из полей, виноградников, садов, парков. Все они орошаются из рек. У нас есть очень много всяких фруктовых
деревьев».
Стоит заметить, что колебания увлажненности были типичны для степей Причерноморья и Прикаспия и в легендарном прошлом. Так в VIII—III вв. до н. э. и в IV—-VIII вв. н. э. в степях было влажнее, увеличивался вывоз зерновых из Причерноморья, Каспийское море расширяло свои пределы. А во II — I вв. до н. э. и в I — III вв. н. э. в степях было суше, вывоз зерновых сокращался. Каспийское море находилось в регрессии. Зимы в этот период были холоднее. Условия рассматриваемого периода были близки к этому «сухому» периоду, но, разумеется, неидентичны.

Полоса степей тянется вдоль северных берегов Черного и Азовского морей, занимая Азово-Причерноморскую низменность со средними отметками 100—120 м и постепенно понижающуюся до нулевых отметок на побережье. Характерной чертой рельефа водоразделов является наличие подов — широких блюд-цеобразных плоскодонных западин с диаметрами от нескольких метров до нескольких километров. Количество осадков —350—400 мм, суммы эффективных температур —3000—3400°, коэффициент увлажнения (или отношение осадков к испаряемости) — 0,55.
Вековые изменения растительности в степях Причерноморья и Приазовья лучше всего выявляются при сравнении старых карт. Резче всего они выражены в долинах рек, в приморской полосе и по западинам, превращающимся то в озера, где водится рыба, то в прекрасные луга, используемые как сенокосы.
Первый период (IX—XII вв.) для южных Причерноморских и Приазовских степей совпадает с усиленным укреплением византийского влияния, с мощным воздействием Хазарии с северо-востока и укреплением Тьму-тараканского славянского княжества. В записях русских летописей тех времен часто упоминаются засухи, неурожаи, бедствия при отсутствии воды. Никаких сведений о многоводности, о зелесенности для этого периода нет. И это же время характеризуется окончанием нимфейской трансгрессии Черного моря, максимум которой приходится на середину 1-го тысячелетия.

Безбрежные степные равнины, по которым волнуется зыбь серебристого ковыля, соседствующие с седыми полынными пустынями и бескрайними морскими просторами, поражали воображение человека во все времена. Степь и море всегда связывались воедино в сознании людей. В XVII в. французский инженер Боплан, посетивший степи Причерноморья, составил карту и описание этих мест и сделал предположение, что в далеком прошлом, когда Черное море не имело выхода в Средиземное, вся Украина была покрыта водой.

Тысячелетиями полоса, где встречаются широколиственные леса и степи Восточной Европы, была местом наиболее активной деятельности людей.
Влияние человека на естественный ход взаимодействия леса и степи привлекает внимание естествоиспытателей России уже почти два столетия, поскольку имеет большое практическое значение для рационального использования этих земель.
Рассматриваемая зона протягивается клином шириной от 500 км на западе до 200 км на востоке и длиной почти 2 тыс.. км. Начинаясь в предгорьях Восточных Карпат, где леса представлены буковыми, дубовыми, грабовыми насаждениями нередко с примесью явора, за Днестром эти леса уже только дубово-грабовые, а восточнее Днепра и до Волги—преимущественно дубовые и дубово-ясеневые; за Волгу переходит только дуб. Обширные площади занимают широколиственные леса на Кавказе и в Крыму.
Рассмотрение широколиственных лесов и лесостепи в одной зоне вызвано тем, что на лесостепь приходится три четверти всех дубрав, в том числе большая часть наших классических дубрав, широко известных в литературе: Черный лес бассейна Днепра, Шипов лес, Тульские засеки, Теллермановское лесничество.
Рассмотрим динамику границ лесостепи за последнее тысячелетие, связанную с колебаниями климата по определенным периодам.
Первый период (IX—XII вв.) совпадает с расцветом Киевской Руси и ее основной лесостепной части— Северской земли. В целом это был сухой и теплый период, в летописных записях часто упоминаются засухи, недороды из-за недостатка осадков, степные пожары. Если перечитать все написанное и сохранившееся в эту пору, то, кроме упоминаний о дубах, борах, «диком поле», лесах на севере в землях древлян, кривичей, вятичей и «ковыля», нельзя найти упоминаний о другой растительности. Анализ сведений о засухах, холодных зимах и прочем показывает, что отклонений в сторону увеличения сухости и повышения температур было больше, чем в сторону многоводности и понижения температур. Многие упоминаемые лесные массивы относятся в основном к долинам рек.

Продолжим далее на восток наше путешествие по зоне смешанных лесов. Динамика природы Южного Урала особенно интересна, так как здесь располагается своеобразный восточный форпост дубрав и любые колебания температур и увлажненности должны отразиться на них наиболее резко.
Среднегорья и низкогорья, образующие местами четко выраженные хребты, такие, как Таганай, Урал-тау, сочетаются здесь с отдельно стоящими высокими горами—Ямантау (1640 м), Иремель (1582 м).
Уже давно исследователями обращалось внимание на продвижение елово-пихтовых лесов далеко на юг по Уралу. Значительно опускается здесь и южная граница холодно-умеренного подпояса с суммами температур 1200—2200°. Правда, граница влажной зоны опускается только до 54° с. ш. Однако преобладание зоны смешанных лесов дает право отнести весь Южный Урал к зоне смешанных лесов.
Березняки, осинники, дубравы, елово-пихтовые леса на высотах около километра переходят в криволесья из ели, пихты, лиственницы, сосны, березы. Переход этот очень неравномерен и колеблется от 750—800 до 900—1000м. Выше 1300м начинаются альпийские и субальпийские луга. Южная окраина гор занята лесостепью: с фрагментами липовых лесов по западному склону и сосняков с примесью лиственницы — по восточному.
Пока еще трудно сказать с полной достоверностью, что было на Южном Урале в VIII—XVI вв. Во всяком случае наличие карт с месторождениями меди, составленных еще чудью*, свидетельствует о том, что минеральные ресурсы Урала активно использовались уже и в те времена. Очень интересно замечание С. Т. Аксакова о дубах в возрасте 500—1200 лет, произраставших по реке Белой под Уфой. Возраст дубов определялся по зарубкам, которыми башкиры отмечали длительность владения рода этими землями. В любом случае это надежное свидетельство произрастания дубов в этих местах в тот период.
Для периода XVJI—XVIII вв. есть уже записи русских естествоиспытателей, хотя некоторые их сообщения ставились под сомнение в XIX в. Самые интересные наблюдения заключаются в том, что отмечалась заснеженность в течение всего лета горы Иремель и других вершин Южного Урала.
Вот что писал о влиянии Южного Урала на Оренбургские степи жарким летом 1734 г. П. И. Рычков: «Но ежели в то же самое время случается ветер с севера от стороны Уральских гор, где в некоторых местах снег никогда не сходит, то оный великий жар того же дня в стужу претворяется» **.
Далее П. И. Рычков перечисляет три горы с нетающими снегами: «Ирямяли-тау, знатнейшая и высочайшая в Урале… и местами снег никогда с нее не сходит… Яман-тау, то есть худая или злая гора… на которой также всегда снега лежат» и Джигала, где тоже «снега лежат все лето».

Среднее Поволжье и Прикамье—район удивительных контрастов. Безбрежные разливы рек весной, приносящие значительный урон людям, и летнее безводье с засухами, когда люди мечтают хотя бы о малом дождичке. Великолепные дубравы, славившиеся на всю Россию еще во времена Петра I, и рядом—«лысые горы», совершенно лишенные деревьев по вершинам.
В VIII—XIII вв. на этой территории располагалась Великая Булгария, богатая, хорошо развитая по тем временам страна, объединявшая много различных племен, часть которых приняла мусульманство, а часть оставалась язычниками. Еще и поныне под дремучими лесами археологи находят булгарские города. Примечательно, что после похода на булгар в 985 г. молодого киевского князя Владимира, закончившегося разгромом булгарских войск, клялись в вечном мире булгары хмелем: «донеже хмель будет плавать на воде…» Благодаря этой клятве мы знаем, что хмель, который выращивают и теперь колхозы и совхозы Среднего Поволжья, более тысячелетия возделывается в этих краях. Из «Книги Ахмеда ибн-Фадлана о его путешествиях на Волгу в 921—922 гг.» наибольший интерес представляют сведения об обилии лесных орехов. Фад-лан, например, пишет: «Я не видел в их стране чего-либо в большем количестве, чем деревьев орешника. Право же, я видел из него [такие] леса, что [каждый] лес имел сорок фарсахов в длину при такой же ширине». В комментариях А. П. Ковалевского об этом говорится так: «В Средней Азии в те времена орехи, привозившиеся с берегов Волги, назывались булгарскими». Лесной орех—лещина (Coryllus avellana) и сейчас произрастает в Поволжье, но он уже не имеет формы дерева, так как периодически вымерзает. Кроме того, урожаи лесных орехов бывают далеко не ежегодными, поскольку сырая поздняя весна, сырое лето, весенние морозы губительны для них. В то же время южнее Булгарии, в соседней Хазарии, получали прекрасные урожаи винограда, а сама Булгария неоднократно помогала пшеницей Киевской Руси. Все эти факты свидетельствуют о широком распространении в Поволжье IX—XIV вв. теплолюбивых культур, дубрав и неморальных элементов флоры. Затем «с XIV по XIX в. пшеницу не сеяли на этой территории из-за суровости климата» (Предтеченский, 1946).
Показательно, что при движении русских в Поволжье в XV в. они осваивали прежде всего незалесенные вершины, «дикие поля», своеобразные степные фрагменты лесного Поволжья, которые были, вероятно, остатками предшествующей более сухой эпохи, о чем свидетельствуют и материалы спорово-пыльцевого анализа.