Среднее Поволжье и Прикамье—район удивительных контрастов. Безбрежные разливы рек весной, приносящие значительный урон людям, и летнее безводье с засухами, когда люди мечтают хотя бы о малом дождичке. Великолепные дубравы, славившиеся на всю Россию еще во времена Петра I, и рядом—«лысые горы», совершенно лишенные деревьев по вершинам.
В VIII—XIII вв. на этой территории располагалась Великая Булгария, богатая, хорошо развитая по тем временам страна, объединявшая много различных племен, часть которых приняла мусульманство, а часть оставалась язычниками. Еще и поныне под дремучими лесами археологи находят булгарские города. Примечательно, что после похода на булгар в 985 г. молодого киевского князя Владимира, закончившегося разгромом булгарских войск, клялись в вечном мире булгары хмелем: «донеже хмель будет плавать на воде…» Благодаря этой клятве мы знаем, что хмель, который выращивают и теперь колхозы и совхозы Среднего Поволжья, более тысячелетия возделывается в этих краях. Из «Книги Ахмеда ибн-Фадлана о его путешествиях на Волгу в 921—922 гг.» наибольший интерес представляют сведения об обилии лесных орехов. Фад-лан, например, пишет: «Я не видел в их стране чего-либо в большем количестве, чем деревьев орешника. Право же, я видел из него [такие] леса, что [каждый] лес имел сорок фарсахов в длину при такой же ширине». В комментариях А. П. Ковалевского об этом говорится так: «В Средней Азии в те времена орехи, привозившиеся с берегов Волги, назывались булгарскими». Лесной орех—лещина (Coryllus avellana) и сейчас произрастает в Поволжье, но он уже не имеет формы дерева, так как периодически вымерзает. Кроме того, урожаи лесных орехов бывают далеко не ежегодными, поскольку сырая поздняя весна, сырое лето, весенние морозы губительны для них. В то же время южнее Булгарии, в соседней Хазарии, получали прекрасные урожаи винограда, а сама Булгария неоднократно помогала пшеницей Киевской Руси. Все эти факты свидетельствуют о широком распространении в Поволжье IX—XIV вв. теплолюбивых культур, дубрав и неморальных элементов флоры. Затем «с XIV по XIX в. пшеницу не сеяли на этой территории из-за суровости климата» (Предтеченский, 1946).
Показательно, что при движении русских в Поволжье в XV в. они осваивали прежде всего незалесенные вершины, «дикие поля», своеобразные степные фрагменты лесного Поволжья, которые были, вероятно, остатками предшествующей более сухой эпохи, о чем свидетельствуют и материалы спорово-пыльцевого анализа.
В VIII—XIII вв. на этой территории располагалась Великая Булгария, богатая, хорошо развитая по тем временам страна, объединявшая много различных племен, часть которых приняла мусульманство, а часть оставалась язычниками. Еще и поныне под дремучими лесами археологи находят булгарские города. Примечательно, что после похода на булгар в 985 г. молодого киевского князя Владимира, закончившегося разгромом булгарских войск, клялись в вечном мире булгары хмелем: «донеже хмель будет плавать на воде…» Благодаря этой клятве мы знаем, что хмель, который выращивают и теперь колхозы и совхозы Среднего Поволжья, более тысячелетия возделывается в этих краях. Из «Книги Ахмеда ибн-Фадлана о его путешествиях на Волгу в 921—922 гг.» наибольший интерес представляют сведения об обилии лесных орехов. Фад-лан, например, пишет: «Я не видел в их стране чего-либо в большем количестве, чем деревьев орешника. Право же, я видел из него [такие] леса, что [каждый] лес имел сорок фарсахов в длину при такой же ширине». В комментариях А. П. Ковалевского об этом говорится так: «В Средней Азии в те времена орехи, привозившиеся с берегов Волги, назывались булгарскими». Лесной орех—лещина (Coryllus avellana) и сейчас произрастает в Поволжье, но он уже не имеет формы дерева, так как периодически вымерзает. Кроме того, урожаи лесных орехов бывают далеко не ежегодными, поскольку сырая поздняя весна, сырое лето, весенние морозы губительны для них. В то же время южнее Булгарии, в соседней Хазарии, получали прекрасные урожаи винограда, а сама Булгария неоднократно помогала пшеницей Киевской Руси. Все эти факты свидетельствуют о широком распространении в Поволжье IX—XIV вв. теплолюбивых культур, дубрав и неморальных элементов флоры. Затем «с XIV по XIX в. пшеницу не сеяли на этой территории из-за суровости климата» (Предтеченский, 1946).
Показательно, что при движении русских в Поволжье в XV в. они осваивали прежде всего незалесенные вершины, «дикие поля», своеобразные степные фрагменты лесного Поволжья, которые были, вероятно, остатками предшествующей более сухой эпохи, о чем свидетельствуют и материалы спорово-пыльцевого анализа.
Среднее Поволжье и Прикамье—район удивительных контрастов. Безбрежные разливы рек весной, приносящие значительный урон людям, и летнее безводье с засухами, когда люди мечтают хотя бы о малом дождичке. Великолепные дубравы, славившиеся на всю Россию еще во времена Петра I, и рядом—«лысые горы», совершенно лишенные деревьев по вершинам.
В VIII—XIII вв. на этой территории располагалась Великая Булгария, богатая, хорошо развитая по тем временам страна, объединявшая много различных племен, часть которых приняла мусульманство, а часть оставалась язычниками. Еще и поныне под дремучими лесами археологи находят булгарские города. Примечательно, что после похода на булгар в 985 г. молодого киевского князя Владимира, закончившегося разгромом булгарских войск, клялись в вечном мире булгары хмелем: «донеже хмель будет плавать на воде…» Благодаря этой клятве мы знаем, что хмель, который выращивают и теперь колхозы и совхозы Среднего Поволжья, более тысячелетия возделывается в этих краях. Из «Книги Ахмеда ибн-Фадлана о его путешествиях на Волгу в 921—922 гг.» наибольший интерес представляют сведения об обилии лесных орехов. Фад-лан, например, пишет: «Я не видел в их стране чего-либо в большем количестве, чем деревьев орешника. Право же, я видел из него [такие] леса, что [каждый] лес имел сорок фарсахов в длину при такой же ширине». В комментариях А. П. Ковалевского об этом говорится так: «В Средней Азии в те времена орехи, привозившиеся с берегов Волги, назывались булгарскими». Лесной орех—лещина (Coryllus avellana) и сейчас произрастает в Поволжье, но он уже не имеет формы дерева, так как периодически вымерзает. Кроме того, урожаи лесных орехов бывают далеко не ежегодными, поскольку сырая поздняя весна, сырое лето, весенние морозы губительны для них. В то же время южнее Булгарии, в соседней Хазарии, получали прекрасные урожаи винограда, а сама Булгария неоднократно помогала пшеницей Киевской Руси. Все эти факты свидетельствуют о широком распространении в Поволжье IX—XIV вв. теплолюбивых культур, дубрав и неморальных элементов флоры. Затем «с XIV по XIX в. пшеницу не сеяли на этой территории из-за суровости климата» (Предтеченский, 1946).
Показательно, что при движении русских в Поволжье в XV в. они осваивали прежде всего незалесенные вершины, «дикие поля», своеобразные степные фрагменты лесного Поволжья, которые были, вероятно, остатками предшествующей более сухой эпохи, о чем свидетельствуют и материалы спорово-пыльцевого анализа.
О природной обстановке XV—XIX вв. в Среднем Поволжье рассказывают рукописные источники по Поволжью с XV в. В частности, в писцовых книгах 1567 г. по Свияжскому уезду (правобережье Волги выше Казани, север Приволжской возвышенности) у местечка Притыкино все земли, причисляемые к какому-либо месту, называются «добрыми», и только в «почина на Притыкине» земли не имеют этого эпитета. В исследуемых записях сказано, что «к сельцу подошли болота», в более поздних книгах — «пахотные худые земли», в конце XVI в. записано: «В пашне болотце». В книгах XVII в. говорится: «Деревня Кузьмина, что был починок Притыкин на болоте». Но, по переписи 1652 г., в здешних местах уже значатся «добрые земли». В 1670-х годах из-за «хлебного недороду» и «за скудностью» люди покидают эти места. Г. Перетяткович, изучавший эти записи, объясняет эти изменения исключительно хозяйственной деятельностью человека. Однако этот же автор считает, что в XVI в. в Среднем Поволжье было «множество непроходимых девственных лесов и отчасти вследствие этого изобилие воды, которая в виде ключей, ручьев, речек и рек протекала во всевозможных направлениях, значительные болотные пространства, нередко встречавшиеся не только на луговой стороне Волги, в Казанском уезде, но в нагорной стороне, в Свияжском уезде». Сейчас никому бы не пришло в голову, что Цивильск построен у слияния двух Цивилен, так как размеры этих рек невелики, но в 1594 г. это было особо отмечено в старых записях.
В конце XVII в., по мнению того же Г. Перетятко-вича, исчезло много небольших водяных мельниц, значившихся в записях как «меленки-колотовки», уменьшились площади болот и лесов. Если вспомнить, что именно в XVI — начале XVII в. летние дожди приводили к разорению жителей Северо-Запада, то, вероятно, в Поволжье не человеческая деятельность, а изобилие осадков было первопричиной обилия «добрых земель, мелких речек и болот». Шире распространились тогда пихтово-еловые леса.
В этой связи интересно привести легендный материал, собранный учительницей И. Г. Вдовиной в деревне Вторые Тойзи Цивильского района: «Вначале люди поселились в овраге, что расположен у самой дубовой рощи и по дну которого сейчас течет маленький ручеек. Тут жил прародитель Савгай, и было у него семь сыновей, которые разошлись потом в разные стороны и основали семь деревень. Но вскоре людям пришлось оставить первое место их поселения, потому как здесь стало очень сыро — озера и болота стали мешать людям жить. И переселились тогда люди к оврагу, что между дубравами и современной деревней. Остатки домов в тех местах видели наши деды. Сейчас тут луг и неглубокий овраг без воды. Было там домов шесть. Жили там люди лет двести—триста назад. Но потом вода в этом месте иссякла, еле-еле текли ручейки, и жить было там неудобно. И вот в ту пору у женщины по имени Спат (христианское имя Степанида) корова стала каждый день уходить неведомо куда, а возвращаться с полным животом. В ту пору кругом леса были, и разве уследишь за коровой. И задумала Спат выследить корову. «Уж не леший ли водит мою коровушку?»—думала Спат, тихонько следуя за коровой. И привела ее корова на луг с высокой травой. Из-под склона бил полноводный ручей. Вокруг луга росли высокие ели, увитые хмелем. Очень понравилось это место Спат. Пошла она обратно, а тропу устилала лапами елей, чтобы не забыть это место. В тот же вечер собрались старейшины и решили осмотреть новое место. И осмотрев, порешили сюда переселиться. Весь холм, на котором сейчас деревня стоит, был тогда покрыт еловым лесом. Поэтому и название такое у деревни Тойзи: той—«холм», зи—«ель». Горизонт с хорошо сохранившимися остатками елей местами вскрывается оврагами. Глубина залегания их от поверхности около полуметра».
Люди, сохранившие легенду, понятия не имели о сведениях писцовых книг, но эта легенда удивительно согласуется с этими материалами. Благодаря писцовым книгам можно довольно точно установить период увлажненности в Среднем Поволжье. Во второй половине XVIв. увлажнение было сначала достаточным, а не избыточным, но постепенно увеличилось, достигнув максимума в первой половине XVII в., а в конце XVIIв. уже начал ощущаться недостаток влаги в тех местах, где ранее ее было достаточное количество. В этот период повышенной влажности господство в смешанных лесах было всецело у ели. По более сухим же местам были благоприятные условия для развития
дубов. Показательно, что путешественники XVI—XVII вв.— 3. Герберштейн, Олеарий—единодушно отмечали сказочные урожаи зерновых и трав в Поволжье, хотя, по некоторым другим источникам, в XVII в. в
Татарии сеяли рожь, так как пшеница не вызревала.
Стоит отметить усиление оползневой деятельности в XV и XVII вв. Олеарий отмечает обвал у Черного яра, заваливший плывших мимо людей. Разрушительным был оползень в Нижнем Новгороде в 1422 г.: гора с лесом сползла и засыпала слободу в 150 дворов с людьми и животными. В 1597 г. у Печерского монастыря под Нижним Новгородом также произошел оползень. Оползни у Нижнего Новгорода происходили в 1841 и 1865 гг. Соколова Гора под Саратовом «сползала» в 1783 и 1818 гг. В 1839 г. в Федоровке Хвалынского уезда гора осела и трое суток сползала в Волгу. Эти и подобные примеры показывают, что оползни правобережья Волги, возникшие, вероятно, вследствие переувлажнения, были часты и, судя по деревьям, наиболее древние оползневые цирки остались от XV—XVII вв., хотя это требует еще подтверждения анализами на \»С. В этой связи показательно, что дубравы в Поволжье по исследованиям начала XX в. имели возраст 160—170, 100—120 и 60 лет, т. е. появились в период 1730—1750, 1790—1810 и в 1850-х гг. Знаменитые корабельные дубравы, отмечавшиеся по Генеральному межеванию 1793—1803 гг. от Васильсурска, далее по Козьмодемь-янскому, Чебоксарскому, Ядренскому, Цивильскому, Свияжскому уездам вплоть до Казанского, должны были иметь возраст по крайней мере не меньше 100—200 лет, т. е. появились в конце XVI—XVII вв. Дубравы, таким образом, в период увлажненности имели хорошие условия для возобновления на юго-востоке. Предполагается, что ель и пихта в недавнем прошлом были рапространены шире. Сейчас они произрастают в наиболее влажных местообитаниях и в сухие годы имеют угнетенный вид. Дендрохронологический анализ прироста ели показал, что решающую роль в ее приросте играет влажность в июле. Подобная же закономерность в приросте выявлена и у пихты. Обе этих породы снижали прирост при снижении июльских осадков. О недавнем более широком распространении ельников в Ульяновской области свидетельствует анализ бореальных элементов флоры.
В сводке В. С. Кирикова (1966) указывается, что в Волжско-Камском крае «в южнотаежной полосе в сравнительно недавнем прошлом ширрколиственных лесов было значительно больше, чем в настоящее время». В Унженском уезде свиней кормили желудями. В Вятской губернии больше росло дубов, лип, кленов. Более широко была распространена пихта и лиственница. В последние десятилетия некоторые породы стали активнее развиваться.
Засухи в Поволжье отмечались в 1891, 1906, 1911, 1920—1921, 1934, 1949, 1955—1956 и в 1972 гг.
Губительными для садов, лесных яблонь, дубов были суровые зимы 1936/37, 1940/41 и особенно 1942/43 гг. Фруктовые сады после них сохранились лишь на 15—30%. Погибли после этих зим и многие отдельно стоявшие старые дубы-великаны. На 40-е годы падает минимум векового хода зимних осадков, а минимум летних — на современные годы; максимум зимних осадков был в 10—20-х годах, максимум летних—в 20—30-х годах. Показательно, что ель плохой прирост имела в 1930—1944, в 1916—1924 гг., т.е. преимущественно в маловодные периоды. А дуб имел прирост ниже 100% в 1730—1780, 1800—1850 гг., а в 1900-е гг. прирост его снижался до 110%, в целом же колеблясь от 120 до 150%.
Таким образом, в целом факты динамики современной растительности в Волго-Камском районе более «пестрые», чем в любом другом районе смешанных лесов.
Лесистость в Среднем Поволжье уже несколько столетий поддерживается искусственно. К середине XIX в. лесистость была 40%, в 1850 г.—35, в 1914 г.— 29, а с 70-х годов она поддерживается на уровне 32%. Первые посадки дуба в Чувашии были начаты еще при Екатерине II, но с 1780 по 1880 г. они были произведены на площади всего в 28 га. В 1881 —1917 гг. посадки были сделаны уже на площади в 4652 га, в 1918—1926 гг.—на 820, в 1927—1936 гг.—на 6408га, а в 1947—1955 гг. дуба вместе с сосной было посажено на площади 16 414 га. Как показали обследования Всесоюзного объединения «Лесопроект» в 1975 г., здоровые, жизнеспособные дубравы Чувашии занимают площадь 112870га, больные древостой—9820, отмирающие и погибащие — 310 га. «Сохранившиеся в Среднем Поволжье леса,— отмечает Н. В. Напалков,—произрастают преимущественно по склонам рек и оврагов, в поймах рек и на водораздельных плато, что определяет их исключительное почвозащитное значение» *. И в этой связи хотелось бы вспомнить историю одной заповедной рощи, «посвященной» киремети в Цивиль-ском районе Чувашской АССР. Дубравы этого района привлекали внимание лесоводов со времен Екатерины. Вероятно, тогда же проводился и энергичный вывоз корабельного леса, хорошо оплачивавшийся серебром. Лесистость сейчас в этих местах в целом— 14,7%. На долю дубрав, которые считаются лучшими в Поволжье, приходится 82—84% лесопокрытой площади.
В материалах по истории этой дубравы, собранных И. Г. Вдовиной, рассказывается о заповедной роще, которая находилась на возвышенности на левом берегу реки Шумаш. Отсюда берут начало родники, используемые жителями деревень, расположенных вокруг этого возвышения,—трех Тойзей (Вторые Тойзи, Имбюрть-Тойзи, Обнер-Тойзи). «Всего столетие тому назад люди со страхом проходили мимо этого места, стараясь остаться незамеченными злым духом—киреметем. Нельзя было оборачиваться на лесной шорох, произносить имя киремети, нельзя было сорвать ни листочка в этой роще. Нельзя было сломать ни единой веточки. Напротив, злого духа старались задобрить дарами. Люди побогаче приводили сюда овец, коз. А бедняки приносили кто курочку, кто петуха. Принесенные в дар весною животные бродили по роще все лето. Куры выводили цыплят. Петухи громко распевали. А раз женщина весною шла мимо рощи, и вдруг неожиданно запел петух. Она так испугалась, что больше никогда не ходила этой дорогой и детям велела никогда здесь не ходить. Даже в 1880 г., когда проезжал здесь один парень с мукой и сани у него опрокинулись, он, видно, хотел поправить мешки, да попал под полозья и умер, никто тогда не сомневался, что это киреметь взял его душу.
Лес был густой, огромные дубы-великаны с серебристой белой корой образовывали верхний ярус, ниже росли яблони, которые прекрасно цвели и плодоносили, а еще ниже был ярус лесного орешника. Весною лес казался цветущим садом. На празднества в честь киремети приезжали люди за много верст, везли богатые дары. А рядом с рощей, на поляне у источника, совершалось общее моление окрестных деревень— учук. Последний раз собирались вместе все деревни в 1885 году — просили дождя. Закололи тогда 21 жертвенное животное — жеребцов, быков, коров, овец, гусей, уток, кур.
Вокруг этой рощи, по склону к реке Шумаш, тянулись в прошлом заповедные леса, рубить деревья в которых было строго запрещено еще со времен Екатерины. Отсюда раньше вывозили корабельные дубы прямо к Волге. Здесь в прошлом тоже росли дубы с белой серебристой корой. И даже одна поляна до сих пор зовется поляной Белых Дубов. С. Б. Борисов, проживший до 114 лет и умерший в 1942 г., рассказывал: «Дубы с белой корой были очень крепкие и дорогие. Рубили их зимой, на санях вывозили, 6—7 пар лошадей тянули один дуб».
После революции в силу местных злых властителей киреметей тоже перестали верить. Стали активно бороться за новую жизнь, искоренять старые предрассудки. И когда в 1918 г. разрешили рубить заповедный лес, все окрестные деревни поделили леса между собой на участки, а потом и каждое дерево было поделено между домами. Все бросились рубить и вывозить деревья. В спешке один дуб задавил лошадь, завалившись неудачно. Но и тогда никто не вспомнил о киреметях. Дубовые бревна и жерди до сих пор служат в хозяйстве во многих домах. Часть раскорчеванного леса отвели под выселки—17 дворов сюда сразу же переселилось. Орешник и яблони не рубили, и поэтому в первые годы на огородах среди картошки давали урожай яблони и орешник из былого леса. Яблони цвели и плодоносили до морозов 40-х годов, а потом замерзли и были вырублены. Сейчас голой вершиной возвышается место былой рощи киреметей. Никого не пугает это место. Но бесследно исчезли белые дубы, быстро стали расти овраги. Каждый родничок размывает свое русло все сильнее и сильнее. Ухудшились окрестные пастбища. Существует давно уже строгий запрет на пастьбу скота в лесах, лесоводы упорно охраняют леса.
Но трудно сейчас убедить человека, что ни веточки, ни листочка нельзя сорвать в лесу».
Подобная картина типична и для других мест Среднего Поволжья. Но усилиями лесохозяйственных организаций леса Чувашии постепенно улучшаются. Площади, покрытые дубовыми насаждениями, возросли на 698 800 га, или на 7,7%. При этом площади высокоствольных дубрав увеличились на 1 млн. га, а низкоствольных, напротив, уменьшилась на 354,2 га.
Вероятно, было бы целесообразно собрать сведения о былых заповедных рощах, пока в памяти людей еще сохранились воспоминания об этих местах. Возможно, как и в роще, «посвященной» киремети над рекой Шумаш, эти заповедные места были выбраны в далеком прошлом с большим смыслом в верховьях водосборов, чтобы укреплять берега ручьев и родников, которые берут здесь начало. И при вырубке лесов именно в этих местах эрозионные процессы дают знать о себе с особой остротой. Режим заповедности в прошлом здесь был своеобразный. Может быть, обилие домашней птицы спасало дубы от их главных врагов — непарного и кольчатого шелкопрядов, узкотелой златки, короедов, усачей. Поэтому кора у дубов долгое время оставалась серебристой, белой. Сейчас у дубов к тридцати годам кора уже теряет свою «зеркальность». Может быть, лесоводам еще раз стоит проанализировать опыт прошлого. И тогда снова великаны дубы с серебристой корой зашумят в лесах Среднего Поволжья.
Таким образом, современная растительность Волж-ско-Камского района, в которой елово-пихтовые и дубовые леса занимают местами сходные местообитания, фрагменты степей соседствуют с таежными участками, может быть понята только при анализе тех .климатических колебаний, которые способствуют развитию то одних то других типов растительности и выражена в Поволжье ярче, чем в более западных областях.
В VIII—XIII вв. на этой территории располагалась Великая Булгария, богатая, хорошо развитая по тем временам страна, объединявшая много различных племен, часть которых приняла мусульманство, а часть оставалась язычниками. Еще и поныне под дремучими лесами археологи находят булгарские города. Примечательно, что после похода на булгар в 985 г. молодого киевского князя Владимира, закончившегося разгромом булгарских войск, клялись в вечном мире булгары хмелем: «донеже хмель будет плавать на воде…» Благодаря этой клятве мы знаем, что хмель, который выращивают и теперь колхозы и совхозы Среднего Поволжья, более тысячелетия возделывается в этих краях. Из «Книги Ахмеда ибн-Фадлана о его путешествиях на Волгу в 921—922 гг.» наибольший интерес представляют сведения об обилии лесных орехов. Фад-лан, например, пишет: «Я не видел в их стране чего-либо в большем количестве, чем деревьев орешника. Право же, я видел из него [такие] леса, что [каждый] лес имел сорок фарсахов в длину при такой же ширине». В комментариях А. П. Ковалевского об этом говорится так: «В Средней Азии в те времена орехи, привозившиеся с берегов Волги, назывались булгарскими». Лесной орех—лещина (Coryllus avellana) и сейчас произрастает в Поволжье, но он уже не имеет формы дерева, так как периодически вымерзает. Кроме того, урожаи лесных орехов бывают далеко не ежегодными, поскольку сырая поздняя весна, сырое лето, весенние морозы губительны для них. В то же время южнее Булгарии, в соседней Хазарии, получали прекрасные урожаи винограда, а сама Булгария неоднократно помогала пшеницей Киевской Руси. Все эти факты свидетельствуют о широком распространении в Поволжье IX—XIV вв. теплолюбивых культур, дубрав и неморальных элементов флоры. Затем «с XIV по XIX в. пшеницу не сеяли на этой территории из-за суровости климата» (Предтеченский, 1946).
Показательно, что при движении русских в Поволжье в XV в. они осваивали прежде всего незалесенные вершины, «дикие поля», своеобразные степные фрагменты лесного Поволжья, которые были, вероятно, остатками предшествующей более сухой эпохи, о чем свидетельствуют и материалы спорово-пыльцевого анализа.
О природной обстановке XV—XIX вв. в Среднем Поволжье рассказывают рукописные источники по Поволжью с XV в. В частности, в писцовых книгах 1567 г. по Свияжскому уезду (правобережье Волги выше Казани, север Приволжской возвышенности) у местечка Притыкино все земли, причисляемые к какому-либо месту, называются «добрыми», и только в «почина на Притыкине» земли не имеют этого эпитета. В исследуемых записях сказано, что «к сельцу подошли болота», в более поздних книгах — «пахотные худые земли», в конце XVI в. записано: «В пашне болотце». В книгах XVII в. говорится: «Деревня Кузьмина, что был починок Притыкин на болоте». Но, по переписи 1652 г., в здешних местах уже значатся «добрые земли». В 1670-х годах из-за «хлебного недороду» и «за скудностью» люди покидают эти места. Г. Перетяткович, изучавший эти записи, объясняет эти изменения исключительно хозяйственной деятельностью человека. Однако этот же автор считает, что в XVI в. в Среднем Поволжье было «множество непроходимых девственных лесов и отчасти вследствие этого изобилие воды, которая в виде ключей, ручьев, речек и рек протекала во всевозможных направлениях, значительные болотные пространства, нередко встречавшиеся не только на луговой стороне Волги, в Казанском уезде, но в нагорной стороне, в Свияжском уезде». Сейчас никому бы не пришло в голову, что Цивильск построен у слияния двух Цивилен, так как размеры этих рек невелики, но в 1594 г. это было особо отмечено в старых записях.
В конце XVII в., по мнению того же Г. Перетятко-вича, исчезло много небольших водяных мельниц, значившихся в записях как «меленки-колотовки», уменьшились площади болот и лесов. Если вспомнить, что именно в XVI — начале XVII в. летние дожди приводили к разорению жителей Северо-Запада, то, вероятно, в Поволжье не человеческая деятельность, а изобилие осадков было первопричиной обилия «добрых земель, мелких речек и болот». Шире распространились тогда пихтово-еловые леса.
В этой связи интересно привести легендный материал, собранный учительницей И. Г. Вдовиной в деревне Вторые Тойзи Цивильского района: «Вначале люди поселились в овраге, что расположен у самой дубовой рощи и по дну которого сейчас течет маленький ручеек. Тут жил прародитель Савгай, и было у него семь сыновей, которые разошлись потом в разные стороны и основали семь деревень. Но вскоре людям пришлось оставить первое место их поселения, потому как здесь стало очень сыро — озера и болота стали мешать людям жить. И переселились тогда люди к оврагу, что между дубравами и современной деревней. Остатки домов в тех местах видели наши деды. Сейчас тут луг и неглубокий овраг без воды. Было там домов шесть. Жили там люди лет двести—триста назад. Но потом вода в этом месте иссякла, еле-еле текли ручейки, и жить было там неудобно. И вот в ту пору у женщины по имени Спат (христианское имя Степанида) корова стала каждый день уходить неведомо куда, а возвращаться с полным животом. В ту пору кругом леса были, и разве уследишь за коровой. И задумала Спат выследить корову. «Уж не леший ли водит мою коровушку?»—думала Спат, тихонько следуя за коровой. И привела ее корова на луг с высокой травой. Из-под склона бил полноводный ручей. Вокруг луга росли высокие ели, увитые хмелем. Очень понравилось это место Спат. Пошла она обратно, а тропу устилала лапами елей, чтобы не забыть это место. В тот же вечер собрались старейшины и решили осмотреть новое место. И осмотрев, порешили сюда переселиться. Весь холм, на котором сейчас деревня стоит, был тогда покрыт еловым лесом. Поэтому и название такое у деревни Тойзи: той—«холм», зи—«ель». Горизонт с хорошо сохранившимися остатками елей местами вскрывается оврагами. Глубина залегания их от поверхности около полуметра».
Люди, сохранившие легенду, понятия не имели о сведениях писцовых книг, но эта легенда удивительно согласуется с этими материалами. Благодаря писцовым книгам можно довольно точно установить период увлажненности в Среднем Поволжье. Во второй половине XVIв. увлажнение было сначала достаточным, а не избыточным, но постепенно увеличилось, достигнув максимума в первой половине XVII в., а в конце XVIIв. уже начал ощущаться недостаток влаги в тех местах, где ранее ее было достаточное количество. В этот период повышенной влажности господство в смешанных лесах было всецело у ели. По более сухим же местам были благоприятные условия для развития
дубов. Показательно, что путешественники XVI—XVII вв.— 3. Герберштейн, Олеарий—единодушно отмечали сказочные урожаи зерновых и трав в Поволжье, хотя, по некоторым другим источникам, в XVII в. в
Татарии сеяли рожь, так как пшеница не вызревала.
Стоит отметить усиление оползневой деятельности в XV и XVII вв. Олеарий отмечает обвал у Черного яра, заваливший плывших мимо людей. Разрушительным был оползень в Нижнем Новгороде в 1422 г.: гора с лесом сползла и засыпала слободу в 150 дворов с людьми и животными. В 1597 г. у Печерского монастыря под Нижним Новгородом также произошел оползень. Оползни у Нижнего Новгорода происходили в 1841 и 1865 гг. Соколова Гора под Саратовом «сползала» в 1783 и 1818 гг. В 1839 г. в Федоровке Хвалынского уезда гора осела и трое суток сползала в Волгу. Эти и подобные примеры показывают, что оползни правобережья Волги, возникшие, вероятно, вследствие переувлажнения, были часты и, судя по деревьям, наиболее древние оползневые цирки остались от XV—XVII вв., хотя это требует еще подтверждения анализами на \»С. В этой связи показательно, что дубравы в Поволжье по исследованиям начала XX в. имели возраст 160—170, 100—120 и 60 лет, т. е. появились в период 1730—1750, 1790—1810 и в 1850-х гг. Знаменитые корабельные дубравы, отмечавшиеся по Генеральному межеванию 1793—1803 гг. от Васильсурска, далее по Козьмодемь-янскому, Чебоксарскому, Ядренскому, Цивильскому, Свияжскому уездам вплоть до Казанского, должны были иметь возраст по крайней мере не меньше 100—200 лет, т. е. появились в конце XVI—XVII вв. Дубравы, таким образом, в период увлажненности имели хорошие условия для возобновления на юго-востоке. Предполагается, что ель и пихта в недавнем прошлом были рапространены шире. Сейчас они произрастают в наиболее влажных местообитаниях и в сухие годы имеют угнетенный вид. Дендрохронологический анализ прироста ели показал, что решающую роль в ее приросте играет влажность в июле. Подобная же закономерность в приросте выявлена и у пихты. Обе этих породы снижали прирост при снижении июльских осадков. О недавнем более широком распространении ельников в Ульяновской области свидетельствует анализ бореальных элементов флоры.
В сводке В. С. Кирикова (1966) указывается, что в Волжско-Камском крае «в южнотаежной полосе в сравнительно недавнем прошлом ширрколиственных лесов было значительно больше, чем в настоящее время». В Унженском уезде свиней кормили желудями. В Вятской губернии больше росло дубов, лип, кленов. Более широко была распространена пихта и лиственница. В последние десятилетия некоторые породы стали активнее развиваться.
Засухи в Поволжье отмечались в 1891, 1906, 1911, 1920—1921, 1934, 1949, 1955—1956 и в 1972 гг.
Губительными для садов, лесных яблонь, дубов были суровые зимы 1936/37, 1940/41 и особенно 1942/43 гг. Фруктовые сады после них сохранились лишь на 15—30%. Погибли после этих зим и многие отдельно стоявшие старые дубы-великаны. На 40-е годы падает минимум векового хода зимних осадков, а минимум летних — на современные годы; максимум зимних осадков был в 10—20-х годах, максимум летних—в 20—30-х годах. Показательно, что ель плохой прирост имела в 1930—1944, в 1916—1924 гг., т.е. преимущественно в маловодные периоды. А дуб имел прирост ниже 100% в 1730—1780, 1800—1850 гг., а в 1900-е гг. прирост его снижался до 110%, в целом же колеблясь от 120 до 150%.
Таким образом, в целом факты динамики современной растительности в Волго-Камском районе более «пестрые», чем в любом другом районе смешанных лесов.
Лесистость в Среднем Поволжье уже несколько столетий поддерживается искусственно. К середине XIX в. лесистость была 40%, в 1850 г.—35, в 1914 г.— 29, а с 70-х годов она поддерживается на уровне 32%. Первые посадки дуба в Чувашии были начаты еще при Екатерине II, но с 1780 по 1880 г. они были произведены на площади всего в 28 га. В 1881 —1917 гг. посадки были сделаны уже на площади в 4652 га, в 1918—1926 гг.—на 820, в 1927—1936 гг.—на 6408га, а в 1947—1955 гг. дуба вместе с сосной было посажено на площади 16 414 га. Как показали обследования Всесоюзного объединения «Лесопроект» в 1975 г., здоровые, жизнеспособные дубравы Чувашии занимают площадь 112870га, больные древостой—9820, отмирающие и погибащие — 310 га. «Сохранившиеся в Среднем Поволжье леса,— отмечает Н. В. Напалков,—произрастают преимущественно по склонам рек и оврагов, в поймах рек и на водораздельных плато, что определяет их исключительное почвозащитное значение» *. И в этой связи хотелось бы вспомнить историю одной заповедной рощи, «посвященной» киремети в Цивиль-ском районе Чувашской АССР. Дубравы этого района привлекали внимание лесоводов со времен Екатерины. Вероятно, тогда же проводился и энергичный вывоз корабельного леса, хорошо оплачивавшийся серебром. Лесистость сейчас в этих местах в целом— 14,7%. На долю дубрав, которые считаются лучшими в Поволжье, приходится 82—84% лесопокрытой площади.
В материалах по истории этой дубравы, собранных И. Г. Вдовиной, рассказывается о заповедной роще, которая находилась на возвышенности на левом берегу реки Шумаш. Отсюда берут начало родники, используемые жителями деревень, расположенных вокруг этого возвышения,—трех Тойзей (Вторые Тойзи, Имбюрть-Тойзи, Обнер-Тойзи). «Всего столетие тому назад люди со страхом проходили мимо этого места, стараясь остаться незамеченными злым духом—киреметем. Нельзя было оборачиваться на лесной шорох, произносить имя киремети, нельзя было сорвать ни листочка в этой роще. Нельзя было сломать ни единой веточки. Напротив, злого духа старались задобрить дарами. Люди побогаче приводили сюда овец, коз. А бедняки приносили кто курочку, кто петуха. Принесенные в дар весною животные бродили по роще все лето. Куры выводили цыплят. Петухи громко распевали. А раз женщина весною шла мимо рощи, и вдруг неожиданно запел петух. Она так испугалась, что больше никогда не ходила этой дорогой и детям велела никогда здесь не ходить. Даже в 1880 г., когда проезжал здесь один парень с мукой и сани у него опрокинулись, он, видно, хотел поправить мешки, да попал под полозья и умер, никто тогда не сомневался, что это киреметь взял его душу.
Лес был густой, огромные дубы-великаны с серебристой белой корой образовывали верхний ярус, ниже росли яблони, которые прекрасно цвели и плодоносили, а еще ниже был ярус лесного орешника. Весною лес казался цветущим садом. На празднества в честь киремети приезжали люди за много верст, везли богатые дары. А рядом с рощей, на поляне у источника, совершалось общее моление окрестных деревень— учук. Последний раз собирались вместе все деревни в 1885 году — просили дождя. Закололи тогда 21 жертвенное животное — жеребцов, быков, коров, овец, гусей, уток, кур.
Вокруг этой рощи, по склону к реке Шумаш, тянулись в прошлом заповедные леса, рубить деревья в которых было строго запрещено еще со времен Екатерины. Отсюда раньше вывозили корабельные дубы прямо к Волге. Здесь в прошлом тоже росли дубы с белой серебристой корой. И даже одна поляна до сих пор зовется поляной Белых Дубов. С. Б. Борисов, проживший до 114 лет и умерший в 1942 г., рассказывал: «Дубы с белой корой были очень крепкие и дорогие. Рубили их зимой, на санях вывозили, 6—7 пар лошадей тянули один дуб».
После революции в силу местных злых властителей киреметей тоже перестали верить. Стали активно бороться за новую жизнь, искоренять старые предрассудки. И когда в 1918 г. разрешили рубить заповедный лес, все окрестные деревни поделили леса между собой на участки, а потом и каждое дерево было поделено между домами. Все бросились рубить и вывозить деревья. В спешке один дуб задавил лошадь, завалившись неудачно. Но и тогда никто не вспомнил о киреметях. Дубовые бревна и жерди до сих пор служат в хозяйстве во многих домах. Часть раскорчеванного леса отвели под выселки—17 дворов сюда сразу же переселилось. Орешник и яблони не рубили, и поэтому в первые годы на огородах среди картошки давали урожай яблони и орешник из былого леса. Яблони цвели и плодоносили до морозов 40-х годов, а потом замерзли и были вырублены. Сейчас голой вершиной возвышается место былой рощи киреметей. Никого не пугает это место. Но бесследно исчезли белые дубы, быстро стали расти овраги. Каждый родничок размывает свое русло все сильнее и сильнее. Ухудшились окрестные пастбища. Существует давно уже строгий запрет на пастьбу скота в лесах, лесоводы упорно охраняют леса.
Но трудно сейчас убедить человека, что ни веточки, ни листочка нельзя сорвать в лесу».
Подобная картина типична и для других мест Среднего Поволжья. Но усилиями лесохозяйственных организаций леса Чувашии постепенно улучшаются. Площади, покрытые дубовыми насаждениями, возросли на 698 800 га, или на 7,7%. При этом площади высокоствольных дубрав увеличились на 1 млн. га, а низкоствольных, напротив, уменьшилась на 354,2 га.
Вероятно, было бы целесообразно собрать сведения о былых заповедных рощах, пока в памяти людей еще сохранились воспоминания об этих местах. Возможно, как и в роще, «посвященной» киремети над рекой Шумаш, эти заповедные места были выбраны в далеком прошлом с большим смыслом в верховьях водосборов, чтобы укреплять берега ручьев и родников, которые берут здесь начало. И при вырубке лесов именно в этих местах эрозионные процессы дают знать о себе с особой остротой. Режим заповедности в прошлом здесь был своеобразный. Может быть, обилие домашней птицы спасало дубы от их главных врагов — непарного и кольчатого шелкопрядов, узкотелой златки, короедов, усачей. Поэтому кора у дубов долгое время оставалась серебристой, белой. Сейчас у дубов к тридцати годам кора уже теряет свою «зеркальность». Может быть, лесоводам еще раз стоит проанализировать опыт прошлого. И тогда снова великаны дубы с серебристой корой зашумят в лесах Среднего Поволжья.
Таким образом, современная растительность Волж-ско-Камского района, в которой елово-пихтовые и дубовые леса занимают местами сходные местообитания, фрагменты степей соседствуют с таежными участками, может быть понята только при анализе тех .климатических колебаний, которые способствуют развитию то одних то других типов растительности и выражена в Поволжье ярче, чем в более западных областях.