Лишайники спасли много людей в Канадской Арктике. И в прошлом веке. И в нашем. Спасают и сейчас. Но не те пышные кусты ягелей, что лежат белым ковром в тундре и кормят оленей. Не кладонии. Не цетрарии. А умбиликарии. Жесткие черные корочки, струпьями покрывающие камень: валуны, скалы, гранит, сиенит, только не щелочной известняк.
Д. Ричардсон напомнил недавно об экспедиции 1820 года. Отряд остался без провианта. Люди еле шли. К счастью, индианка, оказавшаяся в отряде, набрела на «месторождение» умбиликарии и сварила из них похлебку, густую, как яичный белок. Еда оказалась прегорькая. Сил придала немного, но сохранила путникам жизнь.
В 1972 году в тех же местах потерпел аварию канадский самолет. Пилот сломал обе ноги. Идти не мог. Эскимосский мальчик варил ему из лишайников подобие киселя. Месяц жил пилот на лишайниковой диете. Уцелел.
Д. Ричардсон напомнил недавно об экспедиции 1820 года. Отряд остался без провианта. Люди еле шли. К счастью, индианка, оказавшаяся в отряде, набрела на «месторождение» умбиликарии и сварила из них похлебку, густую, как яичный белок. Еда оказалась прегорькая. Сил придала немного, но сохранила путникам жизнь.
В 1972 году в тех же местах потерпел аварию канадский самолет. Пилот сломал обе ноги. Идти не мог. Эскимосский мальчик варил ему из лишайников подобие киселя. Месяц жил пилот на лишайниковой диете. Уцелел.
Лишайники спасли много людей в Канадской Арктике. И в прошлом веке. И в нашем. Спасают и сейчас. Но не те пышные кусты ягелей, что лежат белым ковром в тундре и кормят оленей. Не кладонии. Не цетрарии. А умбиликарии. Жесткие черные корочки, струпьями покрывающие камень: валуны, скалы, гранит, сиенит, только не щелочной известняк.
Д. Ричардсон напомнил недавно об экспедиции 1820 года. Отряд остался без провианта. Люди еле шли. К счастью, индианка, оказавшаяся в отряде, набрела на «месторождение» умбиликарии и сварила из них похлебку, густую, как яичный белок. Еда оказалась прегорькая. Сил придала немного, но сохранила путникам жизнь.
В 1972 году в тех же местах потерпел аварию канадский самолет. Пилот сломал обе ноги. Идти не мог. Эскимосский мальчик варил ему из лишайников подобие киселя. Месяц жил пилот на лишайниковой диете. Уцелел.
Из 50 видов умбиликарии есть одна и совсем съедобная. В Японии ее называют «иватаке». В округе Чичибу возле Хиросимы со скал собирают около тонны иватаке. Сушат и продают в маленьких лавочках, как сухофрукты. Когда нужно, размачивают, добавляют в салат. Или мелют на муку и поджаривают, как хрустящий картофель. Хотя иватаке и не повседневная еда, но в чайной церемонии — важная деталь.
Настоящее засилье умбиликарий у нас в заповеднике «Столбы» под Красноярском. Черные сиенитовые скалы поднимаются над пихтовой тайгой то в виде головы старика — «Дед», то в облике гигантской морды с разинутым ртом — «Львиная пасть» или каменных «Перьев» высотою с десятиэтажный дом. Сиенит — камень розовый, посветлее гранита. Черным его сделали умбиликарий. Только там, где взбираются альпинисты, они протерли черные лохмотья лишайников, обнажив холодную розовую твердь.
Бесконечно долго не зарастают раны, нанесенные ковру умбиликарий. Свидетельство тому есть на самой высокой скале заповедника — «Втором Столбе». На вершину ее ведет несколько лазов-ходов. Самый легкий ход, по которому лезут ввысь альпинисты («стол-бисты» — по-красноярски), «Сарачевка», назван в память о девушке, которая разбилась, упав со скалы в 1923 году. Там, где нужно было осторожно спуститься с уступа на уступ, она лихо прыгнула. Будь столбистка в галошах, как обычно, ничего страшного бы не случилось. Резина галош прилипает к камню, и нога не скользит. Но из ухарства Сарачева прыгала в кожаных туфельках на высоких каблучках (знай наших!). Каблучки чиркнули по черному отвесу скалы. След от них — две борозды в лишайниках — сохраняется до сих пор. Не зарос, хотя прошло больше полстолетия. И не случайно. Растут умбиликарий, кажется, медленнее всех других листовых лишайников. Умбиликария цилиндрическая — со скоростью 0,06 миллиметра в год. Олений мох в сто раз быстрее, а ведь и он отрастает только через 20 лет после пастьбы..
Если обойти «Второй Столб» и взглянуть с обратной стороны, захватит дух от масштабности каменного изваяния. Стометровый отвес скалы уходит почти вертикально вниз и теряется в зеленом мареве тайги. Весь отвес зарос черными струпьями умбиликарий. Как смогли они там поселиться? Как удалось им уцелеть зимой, когда нет защитной снежной шубы? Много ли воды может удержаться на вертикальной стене? И какое питание получают лишайники из гранитоподобного сиенита, твердого как сталь?
Кажется, никто пока не заинтересовался интимной жизнью черных лишайников. Неизвестно даже, как пе/-ребираются они со скалы на скалу. Ведь все эти «деды», «перья», «львиные пасти» удалены друг от друга иной раз на сотни метров, а то и на километры. И на каждом есть черные лишайники. Между скалами их нет. Там растет обычный черничник и разные деревья.
Правда, гриб, входящий в состав умбиликарий, как и всяких других лишайников, дает споры. А споры летучи. Но из споры вырастет гриб, но не лишайник. В лишайнике работает еще водоросль требуксия, которая сама по-себе, одна, жить не может. Только в составе лишайника. Выходит, что кто-то должен отломить кусочек слоевища и унести на другую скалу. Но кто, пока не знаем. Странную грусть навевают черные скалы. То ли действует их траурный вид? Или сознание того, что рядом с разноцветной, душистой тайгой внедрилось нечто от холодной тундры — умбиликарии? Ведь здесь, в теплой тайге, они случайные гости, обязанные своим присутствием давней работе вулканов, вызвавших к жизни интрузии — потоки лавы, застывшей «дедами», «перьями», «львиными пастями». Или, может быть, грустно от мысли, что черные корочки лишайников, беззаботно соскобленные столбистами, уже не восстановятся никогда?
Д. Ричардсон напомнил недавно об экспедиции 1820 года. Отряд остался без провианта. Люди еле шли. К счастью, индианка, оказавшаяся в отряде, набрела на «месторождение» умбиликарии и сварила из них похлебку, густую, как яичный белок. Еда оказалась прегорькая. Сил придала немного, но сохранила путникам жизнь.
В 1972 году в тех же местах потерпел аварию канадский самолет. Пилот сломал обе ноги. Идти не мог. Эскимосский мальчик варил ему из лишайников подобие киселя. Месяц жил пилот на лишайниковой диете. Уцелел.
Из 50 видов умбиликарии есть одна и совсем съедобная. В Японии ее называют «иватаке». В округе Чичибу возле Хиросимы со скал собирают около тонны иватаке. Сушат и продают в маленьких лавочках, как сухофрукты. Когда нужно, размачивают, добавляют в салат. Или мелют на муку и поджаривают, как хрустящий картофель. Хотя иватаке и не повседневная еда, но в чайной церемонии — важная деталь.
Настоящее засилье умбиликарий у нас в заповеднике «Столбы» под Красноярском. Черные сиенитовые скалы поднимаются над пихтовой тайгой то в виде головы старика — «Дед», то в облике гигантской морды с разинутым ртом — «Львиная пасть» или каменных «Перьев» высотою с десятиэтажный дом. Сиенит — камень розовый, посветлее гранита. Черным его сделали умбиликарий. Только там, где взбираются альпинисты, они протерли черные лохмотья лишайников, обнажив холодную розовую твердь.
Бесконечно долго не зарастают раны, нанесенные ковру умбиликарий. Свидетельство тому есть на самой высокой скале заповедника — «Втором Столбе». На вершину ее ведет несколько лазов-ходов. Самый легкий ход, по которому лезут ввысь альпинисты («стол-бисты» — по-красноярски), «Сарачевка», назван в память о девушке, которая разбилась, упав со скалы в 1923 году. Там, где нужно было осторожно спуститься с уступа на уступ, она лихо прыгнула. Будь столбистка в галошах, как обычно, ничего страшного бы не случилось. Резина галош прилипает к камню, и нога не скользит. Но из ухарства Сарачева прыгала в кожаных туфельках на высоких каблучках (знай наших!). Каблучки чиркнули по черному отвесу скалы. След от них — две борозды в лишайниках — сохраняется до сих пор. Не зарос, хотя прошло больше полстолетия. И не случайно. Растут умбиликарий, кажется, медленнее всех других листовых лишайников. Умбиликария цилиндрическая — со скоростью 0,06 миллиметра в год. Олений мох в сто раз быстрее, а ведь и он отрастает только через 20 лет после пастьбы..
Если обойти «Второй Столб» и взглянуть с обратной стороны, захватит дух от масштабности каменного изваяния. Стометровый отвес скалы уходит почти вертикально вниз и теряется в зеленом мареве тайги. Весь отвес зарос черными струпьями умбиликарий. Как смогли они там поселиться? Как удалось им уцелеть зимой, когда нет защитной снежной шубы? Много ли воды может удержаться на вертикальной стене? И какое питание получают лишайники из гранитоподобного сиенита, твердого как сталь?
Кажется, никто пока не заинтересовался интимной жизнью черных лишайников. Неизвестно даже, как пе/-ребираются они со скалы на скалу. Ведь все эти «деды», «перья», «львиные пасти» удалены друг от друга иной раз на сотни метров, а то и на километры. И на каждом есть черные лишайники. Между скалами их нет. Там растет обычный черничник и разные деревья.
Правда, гриб, входящий в состав умбиликарий, как и всяких других лишайников, дает споры. А споры летучи. Но из споры вырастет гриб, но не лишайник. В лишайнике работает еще водоросль требуксия, которая сама по-себе, одна, жить не может. Только в составе лишайника. Выходит, что кто-то должен отломить кусочек слоевища и унести на другую скалу. Но кто, пока не знаем. Странную грусть навевают черные скалы. То ли действует их траурный вид? Или сознание того, что рядом с разноцветной, душистой тайгой внедрилось нечто от холодной тундры — умбиликарии? Ведь здесь, в теплой тайге, они случайные гости, обязанные своим присутствием давней работе вулканов, вызвавших к жизни интрузии — потоки лавы, застывшей «дедами», «перьями», «львиными пастями». Или, может быть, грустно от мысли, что черные корочки лишайников, беззаботно соскобленные столбистами, уже не восстановятся никогда?