Рубрика: Голосеменные

Ничто не может устоять перед пихтой. Любое из деревьев, попади оно под крону сибирской пихты, чахнет и гибнет. Один только тисе, кажется, мог бы ужиться под ее пологом. Но тисса мало, и живет он на юге. Тень пихты ужасна. В пихтовом лесу как в пещере, хоть свет зажигай. Тут селятся лишь мхи да редкие травы. Травы особые: с широкими листьями и белыми цветками. Широкий лист, чтобы улавливать ничтожные крохи света. Белые цветки, чтобы их заметили опылители. Другой цвет во тьме не виден. Пихта и сама тропически черная. Недаром в Сибири ее леса именуются чернью.
 И если до сих пор пихта не выжила своих собратьев из леса, то лишь потому, что тень — ее единственный козырь. В остальном это порода слабая и беззащитная. Рубили однажды на Алтае пихтовый лес. Оставили стену леса, чтобы оттуда летели семена на вырубку. Но вскоре лесники стали замечать неладное. Пограничные с вырубкой деревья стали засыхать. Вредители? Нет, их не было. Просто у деревьев отваливалась кора, словно ее ошпарили кипятком. Виною оказалось солнце. До рубки пихты затеняли друг друга. Когда же деревья внезапно оказались на просторе, тонкая кора не смогла защитить нежный камбий от жарких солнечных лучей, и он погиб. Пихты «подопрели».
 Впрочем, и без вмешательства человека сибирская пихта, самый распространенный вид пихтового племени, живет недолго и едва дотягивает до 200 лет. Уже в 150 лет пихтовый древостой начинает разрушаться, и очень скоро наступает его полный крах. Выяснив это, некоторые лесоводы- предлагали пораньше вырубать пихтачи, чтобы не пропали зря эти ценные леса. Однако до сих пор еще никто не видел пихтовых кладбищ, где лес бы погиб от естественной смерти.
 Профессор Э. Фалалеев решился выяснить, как сочетается противоположное: быстрая гибель пихтачей с их вечной молодостью. Оказалось, что, когда пихтачам исполняется 100 лет, спелые деревья начинают отмирать. Они падают одно за другим, но их место не пустует. Оно тотчас же покрывается густой щеткой молодняка. Лет через 30 или 40, когда засохнет уже много крупных стволов, молодое поколение сомкнется, да так тесно, что исчезнут под его тенью и травы, и даже мох. А еще через полсотни лет, когда упадут последние старые пихты, юное поколение станет взрослым лесом. А потом все пойдет своим чередом, как на конвейере.
 Совсем иное дело, если пихтач погибает от какой-нибудь напасти. В 30-х годах нашего века на черневые леса Саян навалилась пихтовая пяденица. Пядь за пядью отмеривали свой путь по хвоинкам зеленые гусеницы. Съели пихтовые леса по рекам Кизиру и Казыру. Оголившиеся горы надолго распростились с пихтой.
 Насколько, попытался выяснить профессор Л. Попов. Тысячи километров прошагал по сибирским лесам. И представил себе следующую картину. На пихтовом кладбище возник осинник. Сначала молодой — чаща. Потом старый, редкий. В редкий кедровки нанесли семена кедра. Осинник сменился кедрачом. И тут постепенно начала появляться пихта.
 Сначала скраешку, потом дальше и дальше в глубь кедрачей. Семена ее не летят далеко. Все больше пихт, гуще тень. Молодым кедрам путь в новый лес уже закрыт. Но старые кедры переживают пихту. Пихта живет 200 лет, кедр — 600. Однако пихтовый конвейер работает без перебоя. За одну жизнь кедра пихта сменит три поколения и выйдет победительницей. У нее уйма молодняка, здорового, крепкого. У кедра — нуль. Но произойдет это лишь через 600 лет!

Когда первые русские поселились на Уналашке, он был таким же пустынным, как и другие Алеутские острова. Деревья росли только на острове Кадьяк. Без них было так тягостно, что решили завезти с материка. По соседству, на Аляске, возле города Ситки, росла ситкинская ель. Когда елочки принялись, на Уналашке сразу стало веселее.
 В 1828 году натуралист Д. Дуглас привез ситкинскую ель на Британские острова. Вначале ее выращивали в ботаническом саду. Вскоре выяснили, что растет быстро на самой плохой, бросовой почве. Стали выращивать все больше и больше. И по сей день ситка, как зовут новую ель англичане, у них дерево номер один.
Чем же ситка отличается от других елей? Во-первых, она очень высокая. Две обычные ели, если их поставить друг на друга, едва достигнут ее вершины. Растет на Аляске вдоль побережья, не отходя далее чем на 160 километров. Только там, где вечная сырость, где постоянные дожди и нет летней засухи, растет ситка. Там, где всегда висят тучи и очень редко проглядывает солнце. Климат Британских островов оказался примерно таким, какой требуется жительнице Северной Америки. Тепло, сыро и мало солнца.
 Животный мир встретил новую знакомую так, словно она росла в Англии всегда. Когда в 20-х годах нашего столетия Лесная комиссия высадила крошечные елочки на заброшенных пастбищах Уэльса, первыми в ельники прибыли луговой чекан и короткоухая сова.
 Чекан — любитель посидеть и попеть на возвышении. Вершины елочек — отличный насест. Внизу, под миниатюрной кроной, удобно устроилась короткоухая сова, разложив десяток крупных светлых яиц. Позиция очень удачная. Сверху защищает колючая крона ситки. Сбоку — сорные травы. И мышей рядом хоть отбавляй.
 Чем старше становятся елочки, чем гуще молодой лесок, тем больше постояльцев, тем теснее птичьи ряды. Появляется многочисленная орава вокалистов — желтые овсянки, коноплянки,славки, пеночки, зарянки, крапивники. Прибывает даже тетерев. Проходит еще несколько лет. Елочки уже выше роста человека. Метра по три, по четыре. Чаща непролазная. Она влечет новых квартирантов. Прибывают вьюрки, дрозды, лесные голуби, крошечная лесная чечетка.

Трудная доля досталась тянь-шаньской ели. Растет на крутых, почти отвесных склонах. На них едва-едва держится почва. В темных ущельях, куда с трудом проникают лучи солнца. Попав в эти гиблые места в конце прошлого века, профессор А. Краснов с грустью отмечал: «Хвойный лес в Тянь-Шане еле-еле сводит концы с концами. Всякие порубки в этих местах, в сущности, очень опасная вещь».
 Уже в советское время профессор Е. Коровин пытался разыскать большие массивы еловых лесов. Не нашел, хоть и знал растительность Средней Азии лучше других. Встречались ему только кусочки тайги, фрагменты, куртины. Они перемежались с крупными участками полупустыни. Еловые рощицы казались совершенно чуждым элементом в этих краях. И если дерево срубали, то на смену ему редко вырастал молодняк. Чаще освободившееся место занимала трава.
 
 Судьба тянь-шаньской ели до сих пор волнует лесоводов: быть ей или не быть? Пожалуй, ни об одной ели не написано столько, сколько о тянь-шаньской. Она и на ель-то не очень похожа. Больше на пирамидальный кипарис. У обычной ели крона в виде конуса. У тянь-шаньской скорее цилиндр, чем конус. Длинная, узкая. И только ветви, как у нашей ели, стелются до самой земли.
Тайну сходства с кипарисом удалось разгадать московскому профессору И. Серебрякову. Он поставил вопрос широко: чем вообще вызывается цилиндрич-ность крон? Такая форма деревьев встречается чаще всего в горах. Физиологи считают, что это приспособление к защите от вредного действия высокогорного солнца. Серебряков находит такое объяснение недостаточным. Узость кроны свидетельствует, что вершина растет быстро, боковые ветви — слабо. Отстают, потому что боковые почки развертываются раньше верхушечных и нередко обмерзают. Однако на Тянь-Шане подмерзания не наблюдаются. Дело в другом.
 Профессор И. Серебряков во времена своей работы на Тянь-Шане был еще совсем молодым человеком, очень любознательным и задорным. Он хотел непременно добраться до тайн ели. Изучал тянь-шаньскую ель в самых разных областях: на нижней ее границе, на высоте в полторы тысячи метров и за облаками. В высокогорьях крона ели казалась гораздо гуще, чем внизу. Выяснил: у высокогорных елей хвоя сохраняется на ветвях гораздо дольше. Лет 20 с лишним. У такой же ели внизу — 10 лет. Раз хвоя живет дольше, значит, больше годичных побегов оказывается охвоенными. От этого крона становится гуще.

Судьба еловых лесов уже давно не дает покоя лесоводам. Торжественные, немного мрачные, но такие милые сердцу северянина ельники, казавшиеся чуть ли не вечными, начали вдруг разрушаться и гибнуть. Заметили это впервые в Брянских лесах сто лет назад. Сначала появились отдельные сухостоины, а вскоре разразилась катастрофа. Ели валились от малейшего ветерка. Академик В. Сукачев предположил, что причина в сплошных широких вырубках, которые ввели в 60-х годах. Выросшая в густой, тесной чаще, в тени и сырости ель неожиданно выставлялась на простор, под напор ветра и солнечные лучи.
He раз гибли ельники на Дальнем Востоке. Причем выборочно. Старые деревья гибли, молодые оставались. Решили, что старый организм подточен всякими невзгодами, на него обрушиваются напасти. Однако в Подмосковье перед войной первыми сходили с жизненной арены самые юные ели — всходы. За ними подрост. Затем елочки, достигшие второго яруса, и уже потом, самыми последними, старые ели.
 Не обошла напасть и Северный Кавказ. Там смерть косила всех подряд, но не весь лес сплошняком, а кусочками, куртинками, клочками. То в одном месте засохнет куртинка, то в другом.
 Лесоводы наблюдали множество ситуаций и называли самых различных виновников гибели елей: вредителей, бактериозы, засуху и множество других причин. Однако почему-то так не везло только ели. Ни одной хвойной древесной породе не выпадали такие испытания. Заподозрили, что одна из главных причин в самой биологии ели. Некоторые основания для этого имелись.
 История сохранила любопытный факт. Факт печальный и тревожный. В Саксонии в XVIII веке еловые леса сильно поредели. Лесовод К. Котта посоветовал: вырубить их до конца и посадить новые по всем лесо-водственным правилам. Так и сделали. Однако вместо смешанных лесов с дубом и буком посадили только ель. В Саксонии она росла быстрее и разводить ее было выгоднее. Ель обещала дать раннюю жатву древесины.
 Оставшись без своих спутников, которые обогащали почву разнообразным опадом и мешали размножаться вредителям, ель стала расти хуже. Уже во втором поколении стала повреждаться вредителями и сохнуть. И сейчас еще в Восточной Европе продолжают гибнуть еловые леса, созданные в те давние годы по саксонским рецептам.
 Казалось, в самой ели есть нечто такое, что мешает ей жить на земле. И хотя по логике вещей природа не могла создать такую древесную породу, которая была бы не приспособлена к окружающей обстановке, все-таки у лесоводов накапливалось все больше фактов, что ель сама себе враг.
 Под еловыми лесами северные почвоведы находили белый, похожий на золу слой — подзол. Когда крестьянин разрабатывал такую почву под пашню, он наперед знал, что она без удобрения давать урожай не будет. Из подзолистого горизонта вынесено водой все ценное. Выщелочено кислотами, которые дает слежавшаяся и жесткая еловая хвоя.
 Как ухитряется ель жить на такой бросовой почве? Да еще миллионы лет? Секрет в подстилке из хвои, сучков и шишек, которая покрывает почву. Весь этот хлам — отличное удобрение. Когда в Саксонии сажали ель, то аккуратно сгребали подстилку. Думали, что она лишний балласт для леса. Поэтому и росли ели очень плохо и туго.

Природа обделила Апшерон. Не подарила полуострову ни сочной зелени, ни дремучих лесов. А возле Баку и подавно. Едешь из аэропорта в город, по сторонам дороги только полынь да выцветы солей.
 И вдруг совершенно неожиданно на обочине шоссе появляются шеренги сосенок. Ландшафт сразу преображается. Становится веселее. Сосенки, конечно, неказистые (как-никак полупустыня!), однако растут упорно, больных и сухих среди них не видно.
 Это сосна эльдарская, родом из Кахетии, с каменистых склонов хребта Эльяр-Оуги. Еще сто лет назад никто о ней не слышал. Ботаник А. Медведев в 1902 году описал этот вид. Сохранилась одна роща, всего несколько сот деревьев, меньше тысячи. Для лесоводов Кавказа они дороже всех сосен. Они могут расти в такой жаре и сухости, как никакие другие.
 Прежде эльдарских сосен было больше. Узнали об этом от археологов. Во время раскопок возле азербайджанского города Кировабада они обнаружили куски сосновой древесины. Анализ показал, что это древесина сосны эльдарской. Они сохранились с XII века, когда здесь был город Ганджа. Поскольку сейчас возле Кировабада эльдарская сосна не растет, резонно было предположить, что в XII веке ее завозили из Эльяр-Оуги. Однако это добрая сотня километров пути. В XII веке транспорт был примитивным, и вряд ли кому приходило в голову отправляться за сосновой древесиной в такую даль, тем более что эльдарская сосна невысока и тонка и на постройку мало годится. Высота — метров 10, толщина—0,5 метра.
 По соседству с Кировабадом и сейчас можно найти дубовые и грабовые леса, а в пойме реки разнообразие пород еще больше. Ясное дело, что ганджинцы не ездили за сосновыми бревнами за сто километров, а брали их под рукой, где-то возле Ганджи. Таким образом, надо было искать вторую рощу эльдарской сосны под Кировабадом. Увы, ее не нашли. Зато обнаружили небольшой хребтик Боз-Даг, удивительно напоминающий Эльяр-Оуги.

Их осталась только тысяча. Сейчас лесоводы рассадили эльдарскую сосну по самым бесплодным пустошам Ап-шерона.

 И ориентирован примерно так же, и грунт похожий, и зарос такими же сухими горными травами. Только сосны на Боз-Даге нет. Но, ясное дело, была! Ее вырубили, не оставив ни одного дерева.
 Каким-то чудом уцелела эльярская роща. Теперь она снабжает семенами не только Апшерон, а и весь Кавказ и Среднюю Азию. Потребности огромны. Нужно засадить рыжие голые горы возле Баку. Они уже начали менять свою окраску на густо-зеленую. Это множатся посадки эльдарской сосны.

Долгожитель отыскался не сразу. Собственно говоря, его и не искали. Мечтали найти способ борьбы с засухами. Для этого нужно было прочесть летопись засух за долгий срок. Сделать это можно лишь с помощью деревьев, по годичным кольцам. На поиски долгожителей отправился профессор Аризонского университета Э. Шульман. В национальном парке Брайс-Каньон нашел 800-летнюю желтую сосну-понде-розу. В центре штата Юта — 975-летнюю сосну съедобную. В штате Айдахо обнаружил сосну гибкую возрастом 1500 лет. Соблазненный находками, аризонский лесовод стал мечтать о летописи дождей и засух, которые были до нашей эры.
 Неподалеку, за снежными вершинами Сьерра-Невады, толпились секвойядендроны, возраст которых достигал трех тысяч лет. Но они не годились, росли на влажной стороне Сьерры, в области дождей и туманов, а нужны были свидетели из гор сухих, пустынных, где влияние засух сказывается особенно резко.
 До Шульмана дошли слухи, что долгожители встречаются и на сухой покати Сьерры в национальном парке Айнио. Там выпадает всего 10 дюймов осадков (250 миллиметров), как раз столько, сколько в пустыне. Ботаник поспешил туда. На голых, каменистых склонах у верхней границы леса, где жизнь становится уже невыносимой для деревьев, он нашел наконец редкие группы полумертвых деревьев. Они росли как бы пучками, рощицами.
Каждая рощица на самом деле была единым деревом в несколько стволов. Местный лесничий показал Шульману самое древнее на вид дерево — «Патриарх». Пробурили ствол особым буравом, вынули узкий, как карандаш, цилиндрик древесины. На нем четко вырисовывались годичные кольца—1500. Продолжая работы, аризонский лесовод уяснил, что в сухих районах деревья живут и там, где условия жизни труднее. И стал подбирать такие места, где деревья росли почти на голом камне.
 Вид таких сосен внушал жалость. У многих вершины давно засохли. Кривые, изуродованные, они торчали среди обрывков зелени, еще уцелевших на некоторых ветвях. Но и живые стволы были перекручены ветрами, как жгуты белья в руках у прачки. Последние искорки жизни средь собственных руин. Однако деревца остистой сосны упорно боролись за жизнь, за право оставаться на земле. Место засохшего ствола занимал его ближайший потомок — молодая поросль от корневой шейки. Нашим соснам такое несвойственно. Остистые же сосны получили от природы право давать поросль, так же как наши березы и дубы.
 Каждое деревце-рощица имеет свой неповторимый облик, однако ученые, привыкшие все обобщать и систематизировать, выделили среди них два интересных типа. Первый тип — «Орлиное гнездо»: сосны разрастаются ветвями в стороны так далеко, а ветви стелются так низко по земле, что просматривается довольно явное сходство с гигантским гнездом.

К сожалению, внизу не было сучьев, чтобы добраться до шишек. Неимоверная толщина стволов помешала срубить дерево. Тогда Дуглас снял ружье и стал палить по веткам. .Удалось сбить три шишки. Признавался потом, что эта попытка чуть не стоила ботанику жизни. Шишки едва не размозжили голову. В довершение бед звуки выстрелов привлекли встревоженных индейцев. Пришлось спасаться бегством. Уже в конце путешествия, переплывая через реку Сантьям, Дуглас утопил почти все коллекции. Однако три драгоценные шишки спас, решив лучше погибнуть, чем выпустить их из рук.
 Осенью 1913 года рубили Брянский лес. Проходил по вырубкам лесовод, будущий академик А. Тюрин. Интересовался сосновыми пнями. У многих заметил следы давних пожаров: заросшие, но не исчезнувшие старые раны. То была память не о легком, беглом пале, который пробегает по соснякам, не причиняя большого вреда, а о свирепых, разрушительных, упоминаемых в монастырских летописях пожарах. Такие пожары сметали сосновый лес, оставляя лишь самые толстокорые деревья. На смену погибшим уцелевшие сосны высевали уйму семян, и на пепелище поднимался молодняк. Шли годы, десятилетия. Волна огня проходила по сосняку. Считанные единицы сохранялись от нового поколения. И опять налет семян восполнял утрату.
 Все это прочитал академик по пожарным узорам на пнях. На некоторых пнях оказалось по два, три огневых клейма и больше. Тюрин подсчитал годичные кольца на разных пнях и обнаружил: особенно сильные пожары налетали на Брянский лес в 1752 году, потом в 1775-м, затем еще через 20 лет. В следующем, XIX веке сильный пожар прошел в 1809 году, за ним — в 1835, 1851, 1859-м… Из летописей, сохранившихся в монастырях, удалось уточнить: действительно, в эти годы были очень серьезные пожары. И после каждого — налет семян.
 Сосна — пионер лесе. Пожары ее губят, они же помогают ей заселить пепелище. Обычно свое. Иногда и чужое. Бывает, что выгорит соседний кедровый лес. Пока-то кедровки натаскают туда орехи. Сосновые семена на своих легких крылышках налетают гораздо быстрее и массовее. И вместо кедровника вырастает сосновый бор. Конечно, кедр со временем вернет территорию. Он поселится под кронами сосен и своей тенью не даст поселиться новым соснам. Старые мало-помалу погибнут, но это случится очень не скоро.
 
 Однако не всегда обстоятельства складываются для сосны так благоприятно. В Забайкалье лесничие долго не могли понять, почему на вырубках не появляются всходы, ведь сосны обильно посыпали землю семенами. Обратились за помощью в Академию наук СССР. Институт леса выслал специальную экспедицию. Сделали несколько посевов весной и летом. От весенних посевов толку не вышло. Семена проросли, но июнь в Забайкалье сухой, без дождей. Всходы засохли. Летом полили дожди. Летние посевы дали всходы. Но появились они поздно. До осени слишком мало времени, чтобы окрепнуть и встретить зиму. Однако уже стало ясно: вырубки не возобновлялись из-за отсутствия дождей. Ведь семена сосны обыкновенной осыпаются рано весной.

Других—несколько. Природа постаралась почти равномерно разбросать их по суше. На Дальнем Востоке растет кедр корейский. Похож на сибирского собрата, только чуть повыше да шишки подлиннее. Семена-орехи погрубее, зубами так легко не разгрызешь, как у сибирского. Южнее, в Гималаях,— сосна Жерарда (от Тибета до Афганистана). Семена преогромные, с грецкий орех, только поуже. Афганцы едят их сами и продают в соседние Индию и Пакистан. Сбивают с деревьев длинными шестами. Иной раз так усердствуют, что не остается ни для зверья, ни для возобновления самой сосны.
 В Европе свои ореховые сосны. В Швейцарских Альпах кедр европейский. Очень похож на наш сибирский. В Италии и дальше по Средиземноморью до Испании сосна каменная — пиния. Здесь, в благословенных субтропиках, растет еле-еле. Вытягивается за долгую жизнь всего метров на пять-восемь. А в год прирастает сантиметров по пять-десять. Только в самых благоприятных условиях достигает тринадцати метров, как наша рябина. Втрое ниже сибирского кедра. Крона пинии грациозна и кокетлива. Она густая и напоминает темно-зеленый берет.
 Семена пинии — пиниоли вкусом как наши кедровые орехи, только чуточку покрупнее. Еще древние римляне их ценили. Заливали медом, приготавливая впрок. При раскопках Помпеи нашли подобные сладости. Сейчас итальянцы усиленно собирают пиниоли. Продают за рубеж. В Англию. И даже в Америку.
Североамериканский континент располагает и своими ореховыми соснами. Вкуснее всех орешки у сосны съедобной из штатов Нью-Мексико, Аризона и Колорадо. В Скалистых горах славятся вкусные и крупные (более сантиметра длиной) орехи сосны белоствольной. Калифорнийцы в восторге от орешков западной белой сосны, похожих на наши, сибирские. Огромные семена приносит сосна Торрея размером со сливу. И урожай бывает огромный. Но ее мало, и даже не все американцы о ней знают. Некоторые ореховые сосны рубят просто так, на хозяйственные нужды. Особенно самую популярную в Америке западную желтую сосну — пондерозу. Орешки ее, правда, вчетверо мельче, чем у Торреи. Местные жители очень их любят.
 Но пожалуй, самой популярной в Новом Свете считается сосна сахарная, или желтая орегонская. Английский ботаник Д. Дуглас услышал о ней в начале прошлого века, когда экскурсировал в районе форта Ванкувер. Услышал, что далеко на юге, за рекой Колумбией, поднимаются высокие горы и в них растет самая могучая из всех сосен мира. Ее семена индейцы грызут на досуге. Если наберут много, мелют в муку и пекут лепешки. Если при пожаре ствол обгорает, то из него течет сладкий, сахаристый сироп. Индейцы используют его вместо сахара. Он застывает на коре твердыми кусками, как канифоль.

Взбираясь к вершинам сибирских гор, лес останавливается у незримой черты. Слишком сурова жизнь в высокогорьях, и каждое дерево, перешагнувшее роковую черту, обречено на гибель. Не подчиняется общему правилу только одно деревце из хвойных — кедровый стланик, который продвигается ввысь далеко за границу леса. Мало этого. Именно здесь, за роковой чертой, он рассыпает свои легионы, окантовывая горные вершины широким поясом в несколько сотен метров.
 Сибирскому кедру ближайший родич. Также по пять хвоинок в пучке, только хвоя покороче. Такие же шишки и орехи, только втрое меньше. Высота и толщина стволиков тоже меньше, но во сколько раз, сказать нельзя — они у стланика переменчивы.
 Начнем с высоты. Летом стланик выглядит довольно высоким, метров до двух-трех, раскидистым кустом в несколько стволов. Зимой скрыт под снегом, как стелющаяся яблоня — ниже метра. Ботаник А. Эрман, экскурсировавший по Камчатке в 1829 году, был крайне озадачен, когда на его глазах засыпанный снегом и придавленный к земле стланик весной за несколько дней вдруг поднялся, выпрямился во весь свой рост. Эрман объяснил это по-своему: снег прижимает деревце к почве. Так же полагали многие и сто лет спустя.
 На самом же деле снег тут хоть и играет главную роль, но вес его большого значения не имеет. Снег не прижимает стланик к земле. Деревце с первыми морозами само опускает стволики ниже и ниже, чтобы снег прикрыл их сверху теплой шубой. Над снегом торчат только нижние части стволиков, как дуги над головой лошадей. Они одеты толстой корою, и мороз им не страшен.
 Конечно, механизм природы не всегда работает идеально. Там, где накапливаются глубокие снежники, весной концы вет-вей слишком долго не оттаивают. Разбуженная теплом древесина стволиков наливается упругой силой, чтобы выпрямиться. Ткани рвутся, и стволик поднимается один, без зеленого украшения. Хвоя и веточки остаются припаянными к сугробу. Летом стволик засыхает. Так снег, без которого деревце жить не может, иной раз становится его могилой.
 Теперь о толщине стволиков. Обычно дерево толще у корня, тоньше у вершины. Исключений немного. Встречаются они в сухих тропиках, когда ствол вздувается бочкой для запасания воды. У нас исключение стланик. Деревце начинает свой жизненный путь кучкой всходов. Они появляются на свет из горстки семян — бывшей кладовой кедровки. Тесня друг друга, разваливаются в стороны еще во младенчестве. Да такими и остаются. Стволик прикасается к почве, еще раз укореняется. Ближе к вершине начинают нарастать крупные и широкие годичные кольца, ближе к старому корню — мелкие или вообще никаких: условия в горах суровы, и стройматериалов не во всякий год хватает. Нарастая дальше, стволик снова укореняется _и снова утолщается. Поэтому найти среднюю толщину стволика — дело затруднительное.
 Еще труднее подсчитать возраст: в трудный год годичных колец может не образоваться.

В 1870 году иркутский генерал-губернатор получил тревожное известие. В кедровых лесах по берегам рек Зимы, Урика и Малой Белой появился неизвестный червяк. «Червяк волосистый, кусается, не дает крестьянам бить орех, и его очень много в кедровых лесах». Мы не знаем, как прореагировал губернатор на полученное донесение. Что за червяк, установить не успели. Вредитель пропал. Остались кладбища сухих кедровых стволов. Через несколько лет загадочное существо появилось снова, произвело еще большие опустошения, засушив леса в окружности на десятки верст. И снова исчезло. Из погибших лесов ушли птицы и звери. Воцарилась жуткая тишина, наводившая ужас на редкого путника, который рискнул забраться в эти гиблые места.
 В начале тридцатых годов нашего века вредитель начал очередное наступление на кедровую тайгу. На этот раз имя его было хорошо известно—сибирский шелкопряд. В отличие от настоящего, тутового, шелка не дает. Бабочка шелкопряда — мирное существо. Губят лес гусеницы шелкопряда (это и есть «червяк»). Каждая гусеница съедает за свою короткую жизнь три-четыре тысячи кедровых хвоинок. Восстановиться хвоя не может.
  Как выглядит сам кедр? Высотой не обижен — метров до тридцати на хорошей почве. Толщиной метра полтора. Крона густая, почти\’ до самой земли. Писатель Д. Мамин-Сибиряк восхищался: «Как бояре в бархатных шубах!» Если говорить строго ботанически, кедр наш ненастоящий. Это не кедр, а сосна сибирская. Настоящие кедры растут в Африке и в Гималаях. Орехи у него в шишках тоже ненастоящие. Не орехи, а семена. Настоящие орехи, плоды, только у цветковых растений. Кедр — из голосеменных. Для удобства оставим кедровым семенам их старое народное имя.
 Охотников до них великое множество. Не брезгуют ими даже самые настоящие хищники. В.\’лки вовсю грызут орехи, в особенности когда меняют молочные зубы на коренные. А топтыгин иной раз даже жизнь ставит на карту в погоне за орехами. Когда шишки еще не совсем поспели, косолапый лезет на кедр, чтобы добыть себе пропитание. Под тяжестью туши хрупкий ствол иной раз ломается, и мишка летит на землю. Если кедр растет среди камней, падение оказывается роковым. Находили кости косолапого между камнями под большим кедром. Если же ствол выдерживает, топтыгин сламывает вершину с шишками и благополучно спускается с добычей. Иногда множество кедров стоит обезглавленными. Казалось бы, от медвежьей операции для дерева вред. На самом деле благо. Вместо одной вершины вырастет несколько. На каждой шишки. Урожай прибавляется.
 Правда, лезть на кедры — риск. И топтыгин, где есть возможность, соблюдает технику безопасности. Когда орехи поспеют и кончится в лесу праздник урожая, все будет растащено по кладовым. Медведь остается без еды и начинает искать чужие запасы. Больше всего стремится обнаружить кладовые бурундука. Тот запасает до шести килограммов отборных орешков. Живет между камнями, и добраться до его склада не так-то просто. Косолапый отворачивает камни один за другим. Обнаружив запасы, выгребает орехи лапой и в рот. Некоторые, конечно, втиснет тут же в землю. Впоследствии они прорастут дружной стайкой. Медвежья неряшливость для кедра снова оборачивается выгодой. Без топтыгина запасы бурундука остались бы его личной собственностью.