Алло, я жду тебя

На вершинах холмов, на совершенно ровных участках — всюду ели. Иногда, словно для разнообразия попадутся островки из кленов, осин, дубов или вдруг встретятся возле болот чахлые сосны. Но они как-то не задерживают на себе внимания, зато просто невозможно не остановиться возле небольших елочек, которые кажутся созданными не природой, а театральным художником для декораций: настолько замысловато они разукрашены лишайниками. Наглядевшись на них вдоволь и пробираясь дальше между деревьями, можно обнаружить необъятные стволы. Долго будешь скользить по ним взглядом вверх, да так и не доберешься до конца: высота некоторых гигантов-елей достигает 40 метров. Возраст здешних деревьев тоже немаленький —110—140 лет, попадаются и 300-летние. Если попытаться подобрать определение, наиболее точно характеризующее лес, раскинувшийся в юго-западной части Калининской области, то самым подходящим будет слово «дремучий». Такая растительность покрывала в свое время всю Среднерусскую возвышенность. Вольготно чувствует себя здесь любимый герой сказок, былей и небылиц, а в действительности вовсе не увалень и далеко не добродушный зверь — бурый медведь.
В июне, когда вокруг благоухают травы, в лесу появляются не совсем обычные тропы. Отправившись по следу, можно убедиться, что такие тропы тянутся и 10, и 14 километров. Но продвигаться по ним не очень сложно: медведи прокладывают тропы на этот раз без всяких петель и выбирают для них наиболее удобные места — просеки, дороги, поляны. Время от времени на тропе вместо хорошо известных следов вдруг встречаются круглые углубления. Эти довольно заметные ямки рсполагаются одна за другой. Участки тропы, занимаемые ими, различны: наименьший— шесть, наибольший — 24 метра. Ямки, разумеется, сами по себе не получаются. Чтобы сделать их, медведь широко расставляет ноги и резким толчком как бы пытается ввинтить задние лапы в землю. Чаще всего он метит подобным образом свою тропу на сухих возвышенных местах. Медведь старается не зря. Обнаружив такую тропу, медведица отправляется по следу и вскоре звери встречаются.

На вершинах холмов, на совершенно ровных участках — всюду ели. Иногда, словно для разнообразия попадутся островки из кленов, осин, дубов или вдруг встретятся возле болот чахлые сосны. Но они как-то не задерживают на себе внимания, зато просто невозможно не остановиться возле небольших елочек, которые кажутся созданными не природой, а театральным художником для декораций: настолько замысловато они разукрашены лишайниками. Наглядевшись на них вдоволь и пробираясь дальше между деревьями, можно обнаружить необъятные стволы. Долго будешь скользить по ним взглядом вверх, да так и не доберешься до конца: высота некоторых гигантов-елей достигает 40 метров. Возраст здешних деревьев тоже немаленький —110—140 лет, попадаются и 300-летние. Если попытаться подобрать определение, наиболее точно характеризующее лес, раскинувшийся в юго-западной части Калининской области, то самым подходящим будет слово «дремучий». Такая растительность покрывала в свое время всю Среднерусскую возвышенность. Вольготно чувствует себя здесь любимый герой сказок, былей и небылиц, а в действительности вовсе не увалень и далеко не добродушный зверь — бурый медведь.
В июне, когда вокруг благоухают травы, в лесу появляются не совсем обычные тропы. Отправившись по следу, можно убедиться, что такие тропы тянутся и 10, и 14 километров. Но продвигаться по ним не очень сложно: медведи прокладывают тропы на этот раз без всяких петель и выбирают для них наиболее удобные места — просеки, дороги, поляны. Время от времени на тропе вместо хорошо известных следов вдруг встречаются круглые углубления. Эти довольно заметные ямки рсполагаются одна за другой. Участки тропы, занимаемые ими, различны: наименьший— шесть, наибольший — 24 метра. Ямки, разумеется, сами по себе не получаются. Чтобы сделать их, медведь широко расставляет ноги и резким толчком как бы пытается ввинтить задние лапы в землю. Чаще всего он метит подобным образом свою тропу на сухих возвышенных местах. Медведь старается не зря. Обнаружив такую тропу, медведица отправляется по следу и вскоре звери встречаются.
Медвежья «свадьба» проходит в полном молчании. Слышно лишь глухое ритмичное топанье. Вплотную один за другим мягкой рысцой следуют звери по дорожке, которая опоясывает участок в форме эллипса, пока, наконец, медведица не даст знать медведю, что можно действовать: свернет внутрь круга и остановится. И снова они передвигаются по дорожке по часовой стрелке все с той же скоростью, монотонно топая лапами.
Нельзя сказать, что медведи являются исключением в животном мире, и все же в целом такое поведение в пору любви мало характерно для животных. В это время даже «немые» обретают голос, а те, которых не отнесешь к молчунам, становятся еще «разговорчивее», начинают употреблять новые «слова». Прежде всего они нужны, конечно, чтобы завязать знакомство, чтобы найти подругу.
Бычок-кругляк — рыба серьезная. Почувствовав, что настал момент прощаться с прежним, обремененным лишь заботами о себе, образом жизни, он берется за строительство гнезда, напоминающего пещерку. Покончив с этим прозаическим, но, разумеется, нужным делом, бычок начинает петь, а если точнее: потихоньку квакать. Пение это не производит никакого впечатления на самок. Но вскоре бычок принимается петь иначе: кваканье переходит в звуки, похожие на скрипы, а потом следует верещание. Теперь уже самки не могут устоять против его серенады и подплывают к гнезду. Бычку остается только выбрать одну из них.
Насекомые, стремясь отыскать себе пару, не менее широко используют свои певческие способности. В 1910 году австрийский ученый Реген демонстрировал эксперимент, в котором подопытный кузнечик «разговаривал» по «телефону» с самкой. Во время стрекотания включали микрофон, соединенный с громкоговорителем. Едва до самки, находящейся в другом помещении, где был установлен громкоговоритель, донеслось— «Алло! Я жду тебя», — как она подлетела к громкоговорителю и стала пытаться пробраться в него.
Призывные песни, приглашающие самок явиться на свидание, исполняют самцы кобылок, мух, жуков-долгоносиков. Сообщения, что желают вступить в брак, рассылают, стуча грудью, некоторые тараканы. Заводят свои «часы смерти» в надежде найти подругу жуки-точильщики.
Родственницы зайцев — пищухи, которые славятся умением сушить траву в стожках, тоже имеют специальную песню, предназначенную для самок. Встав почти «столбиком», пищухи запрокидывают голову чуть-чуть назад, а рот во время пения открывают так широко, что он становится круглым.
Оказавшись в лесу и услышав, как кукует кукушка, мы обязательно останавливаемся, замираем и по привычке, усвоенной в детстве, если не вслух, то про себя спрашиваем, сколько же нам осталось жить. Но птице нет никакого дела до наших вопросов, у нее свои проблемы. Меланхоличное, далеко разносящееся по лесу «ку-ку…ку-ку» есть не что иное, как песня самца кукушки, рассчитывающего на встречу с самкой. Забравшись повыше на ветку дерева, а если его нет — на куст, он старательно повторяет свой призыв. Увидев, что на песню никто не реагирует, самец перелетает на другое место и снова раздается «ку-ку… ку-ку». Но вот, кажется, ему повезло. Появившаяся птица издает звонкую трель «кли-кли-кли-кли-кли». Это самка. Помню, как впервые я услышала странный глухой хохот и узнала, что «смех» принадлежит кукушке. Иногда самка может и «смеяться», но куковать она не умеет.
Весеннюю песню птицы нельзя спутать ни с какой другой. Прежде всего она громкая. Это и понятно: как знать, где находится адресат, которому она предназначена? А если птиц данного вида вообще мало в здешней местности? Попробуй найди исполнителя серенады, если он тихонько распевает. Сомнений нет, громкая песня нужна. Но неплохо, когда и самого певца можно заметить сразу. Лесные жаворонки, славки, варакушки, живущие на опушках, в кустарниках, в брачную пору устраивают воздушные игры. Поют на лету чечетки и коноплянки. Однако для пернатых, обитающих не в разреженных лесах, эти приемы, рассчитанные на то, что птицу становится видно издалека, не подходят. У них нет возможности совершать такие полеты. Как же тогда им стать более заметными? Дрозды, зяблики, чечевицы, зеленушки, которые хотят обзавестись подругой, занимают наиболее выигрышные в густом лесу места — верхушки деревьев и там распевают серенады. На вершины деревьев усаживаются и зарянки — птицы, предпочитающие в повседневной жизни держаться нижнего яруса леса. Даже скрытные крапивники и лесные завирушки, лишь расположившись повыше, начинают рассылать свои призывы.
Каждый певец, устроившись по вкусу, придерживается одного места, это тоже не лишено смысла: не имей он постоянного местопребывания, самке обнаружить его было бы сложнее.
Все птицы, желающие обзавестить семьей, своей песней стараются привлечь самок, но при исполнении ее они ведут себя по-разному. Овсянка вытягивается, на голове у нее появляется хохолок. Щегол поворачивается то в одну сторону, то в другую, а зяблик, откинув голову назад, чуть-чуть раскрывает крылья и с силой выкрикивает свой призыв.
Чтобы обратить на себя внимание, самцы цапель и поют и танцуют. Квакве «танцплощадкой» служит место для будущего гнезда. Вытянув шею, самец переступает с ноги на ногу, а потом растопыривает перья, опускает низко голову и издает короткий крик. Танцуют и журавли. А розовый скворец по-своему завоевывает внимание самки: он быстро ходит вокруг нее по кругу, громко распевая.
Птицы поют весной неутомимо. За один день зеленая пеночка может исполнить 2340 песен, лесной конек—3377, а тень-ковка— 2860 песен. Частое и регулярное повторение песен тоже благоприятствует встрече самки с самцом.
Однако пора, предшествующая вступлению животных в брак, проходит не только шумно, но и бурно. Императорские пингвины отличаются тихим нравом, но даже у них иногда возникают ситуации, когда трое, четверо и пятеро их устраивают драку между собой, оспаривая благосклонность самки. Но часто бывает и наоборот, правда, число соперниц обычно не превышает двух. Претендентки стараются все время держаться возле своего избранника. Если он трогается с места, они идут следом. Конечно, вид соперницы не располагает к спокойствию. Желание отделаться друг от друга приводит к тому, что самки начинают клеваться, следуют удары крыльями. Пингвин с бесстрастным видом взирает на происходящее, однако иногда он все-таки вмешивается и разнимает рассвирипевших поклонниц.
У кротов битвы, естественно, происходят под землей. Встретившись, самцы набрасываются друг на друга, отскакивают. Борьба сопровождается писком. При каждой новой атаке опять начинается возня и раздаются крики.
Отыскать подругу, выдержать из-за нее бой — задача не из легких, но не легче и установить друг с другом контакт. Особенно трудно приходится животным, которые проводят жизнь в основном в одиночестве и мало чем отличаются внешне.
Медведица, появившаяся в поле зрения медведя, вызывает поначалу у него раздражение: движения его становятся более резкими, нервными. Да и сама она чувствует себя не лучше. Испытывая перед медведем страх, медведица, как правило, убегает. Но и в момент первого контакта звери ведут себя не менее напряженно. Лишь постепенно отношения между ними налаживаются.
Бурундуки, как и медведи, на протяжении почти всего года не проявляют интереса друг к другу и всячески стараются избежать общения с себе подобными. У каждого есть свой участок, который рьяно охраняется от вторжения и самок и самцов. Но наступает весна — и до ушей бурундука доносится песня, смысл которой он быстро расшифровывает. Звучит сигнал, означающий отбой вражде: самка прекращает защиту территории. Песенка, слыша которую можно подумать, что редкие крупные капли падают в стоячую воду, — «клюк-клюк» — особенно притягательна для бурундука и потому, что она означает: можно приступить к ухаживанию.
Не только у зверей, но и у многих птиц впервые появившаяся самка вызывает такую же враждебную реакцию, что и претенденты на их территорию. Не очень вежливо встречают своих подруг зяблики, синицы. Трудно находят общий язык обыкновенные чайки. Этих птиц не различить по наряду. Живут они колониями, располагаются на плавнях, топких берегах болот, озер, в речных заводях. Захватив участок, самец постоянно пребывает настороже, зорко следит, чтобы на его территорию никто не вторгся. Если невдалеке пролетает чайка, неизменно раздается предупреждающий крик. Но вот одна решает приземлиться возле кричащего хозяина. Едва это происходит, обе чайки как бы распластываются на земле, хотя на самом деле они стоят, и выставляют клювы вперед. В такой позе эти птицы встречают своих противников. Потом они быстро выпрямляются и не менее поспешно отворачиваются друг от друга. При этом клюв у самца опущен вниз, у самки же приподнят, а перья прижаты к туловищу. Самцу ясно, перед ним не соперник, а та, которую он ждал, но поделать с собой самец ничего не может. Он — защитник владения, и агрессивность, присущая ему в этот период, распространяется и на самку. Самец может клюнуть ее, начать гнать. Состояние, в котором пребывает самка, опустившись на землю, не менее сложное. Она тоже настроена агрессивно. С одной стороны, ее влечет к самцу, а с другой — она боится его. При каждом движении самца самка подпрыгивает или отворачивает голову. Правда, стоит ей отвернуть голову, как это сразу гасит воинственный пыл самца, действует на него успокаивающе. Нередко самка, не затягивая свой первый визит, улетает. Потом она возвратится вновь, и опять птицы будут вести себя, словно противники. Но постепенно агрессивность самца станет меньше. Птицы начнут привыкать друг к другу, а отвечая каждый раз на выпады самца отворачиванием головы, самка пробудит в нем умиротворенность. И, наконец, наступит момент, когда самка, издавая звуки, словно птенец, начнет выпрашивать у него корм.
Ритуал кормления при «сватовстве» — довольно распространенное явление среди птиц. Грачи, желая обратить на себя внимание, поют с «полным ртом» и стараются накормить свою избранницу. Однако, как и у чаек, инициативу у грачей проявляют самки. Именно они останавливают свой выбор на том или ином понравившемся им граче. Едва самка согласится принять у самца корм, он может быть спокоен: одиночество его кончилось.
Не обходятся без ритуала кормления большие синицы, крачки. Вообще этот ритуал свойствен всем птицам, у которых самец является главным кормильцем семьи. В его обязанность входит обеспечивать пищей птенцов, он же должен заботиться о том, чтобы не голодала самка. Пары, где обе птицы одинаково участвуют в выкармливании своего потомства, этого ритуала не имеют.
Птицы начинают подумывать о семье в разное время. Галки приступают к «сватовству» задолго до того, как в гнезде запищат птенцы: пары у них образуются за год до размножения. О намерениях молодого самца можно догадаться по его поведению: он медленно ходит, весь вытягивается и гордо поднимает голову. Но это все в общем-то мелочи. Самое важное в его саморекламе — показать, что он умеет найти место для гнезда. Облюбовав какое-нибудь отверстие, самец храбро охраняет его от всех и, издавая высокое «цик-цик-цик», приглашает галку, на взаимность которой рассчитывает, к «гнезду».
Самцы мухоловок-пеструшек, вернувшись с зимовки, сразу занимаются поиском «квартиры». Это и у них главный козырь. Вот и обследуют мухоловки лес: ищут углубления в щелях деревьев, осматривают старые дупла дятлов. Когда «квартира» найдена, птицы принимаются распевать около нее короткую песенку «ци-кру, ци-кру, ци-кру-ци, ци-кру-ттип». Появится самка, и ей, конечно же, непременно будет продемонстрировано выбранное для будущего гнезда место.
И мухоловки-пеструшки, и синицы-московки, и хохлатые синицы, и многие другие птицы, гнездящиеся в дуплах, впервые прилетев с самкой к заранее облюбованной «квартире», издают тихие звуки. Забравшись в дупло, самцы мухоловок продолжают тонко пищать, а московки зовут подруг нежной короткой трелью, пока те не окажутся в дупле. И тут все сразу проясняется. Если самец неумелый, то и «квартира» у него оказывается неподходящей. В таком случае самка без всяких разговоров улетает прочь: надо искать другого, более опытного самца.
Чомги — птицы без предрассудков: ухаживая, самец выныривает из воды и преподносит самке пучок травы, остатки растений, собранных на дне. Но и самка не остается в долгу: точно такие же сувениры достаются самцу. Когда птицы приступят к насиживанию яиц, прежде чем сменить друг друга, они будут класть на гнездо по пучку травы. Ритуал ритуалом, однако не будь его — чомгам пришлось бы плохо: уплотняясь, гнездо погружается в воду, благодаря же преподношениям оно все время достраивается.