Наверное, нет нужды представлять кукушкин лен. Хоть ко льну и не имеет отношения, но в облике есть какое-то сходство. Тоже долговязый (долгомош-ник!). И листья елочкой по стеблю. И коробочка на верхушке. До 30-х годов долгомошник ничем себя не проявлял. Знали, что лес с долгомошником сырой. На том дело и кончалось.
И вдруг о долгомошнике заговорили лесоводы. Посыпались статьи, доклады, книги. Кукушкин лен захватывает вырубки. Он не дает расти новому лесу. Он превращает вырубки в болота! Что произошло? Ведь лес рубили и раньше и никакой паники не возникало. Почему всем известный мох проявил себя агрессивно? Действительно ли вырубки станут болотами?
Обратимся к фактам. Что изменилось в лесном деле в 30-е годы? Многое. Стали по-новому рубить лес. Узкие лесосеки заменили широкими. Вместо ста метров ширина выросла до километра, а то и двух. Сразу, единым духом убирается древостой. А древостой — это насос, который качал воду из почвы. Убрали насос — влага осталась в почве. Долгомошнику именно эта влага и нужна. Тем более что дело происходит на европейском Севере. Там и влаги побольше, и испарение поменьше.
И вдруг о долгомошнике заговорили лесоводы. Посыпались статьи, доклады, книги. Кукушкин лен захватывает вырубки. Он не дает расти новому лесу. Он превращает вырубки в болота! Что произошло? Ведь лес рубили и раньше и никакой паники не возникало. Почему всем известный мох проявил себя агрессивно? Действительно ли вырубки станут болотами?
Обратимся к фактам. Что изменилось в лесном деле в 30-е годы? Многое. Стали по-новому рубить лес. Узкие лесосеки заменили широкими. Вместо ста метров ширина выросла до километра, а то и двух. Сразу, единым духом убирается древостой. А древостой — это насос, который качал воду из почвы. Убрали насос — влага осталась в почве. Долгомошнику именно эта влага и нужна. Тем более что дело происходит на европейском Севере. Там и влаги побольше, и испарение поменьше.
Наверное, нет нужды представлять кукушкин лен. Хоть ко льну и не имеет отношения, но в облике есть какое-то сходство. Тоже долговязый (долгомош-ник!). И листья елочкой по стеблю. И коробочка на верхушке. До 30-х годов долгомошник ничем себя не проявлял. Знали, что лес с долгомошником сырой. На том дело и кончалось.
И вдруг о долгомошнике заговорили лесоводы. Посыпались статьи, доклады, книги. Кукушкин лен захватывает вырубки. Он не дает расти новому лесу. Он превращает вырубки в болота! Что произошло? Ведь лес рубили и раньше и никакой паники не возникало. Почему всем известный мох проявил себя агрессивно? Действительно ли вырубки станут болотами?
Обратимся к фактам. Что изменилось в лесном деле в 30-е годы? Многое. Стали по-новому рубить лес. Узкие лесосеки заменили широкими. Вместо ста метров ширина выросла до километра, а то и двух. Сразу, единым духом убирается древостой. А древостой — это насос, который качал воду из почвы. Убрали насос — влага осталась в почве. Долгомошнику именно эта влага и нужна. Тем более что дело происходит на европейском Севере. Там и влаги побольше, и испарение поменьше.
Верно и то, что долгомошник захватывает вырубки. Разрастается тугими, спрессованными дерновинами. Всходы деревьев сквозь живой пресс не могут пробиться. Даже вездесущая осина не в силах одолеть долгомошник. Сначала, правда, ее семена дружно прорастают на сырой пышной его подушке. Влажность для осины идеальная. Но первый успех оборачивается гибелью. Всходы не могут дотянуться до минерального грунта. Сохнут. Если и вырастает на вырубках кое-где молодняк, то не еловый и не осиновый, а березовый. Березки лучше уживаются с кукушкиным льном и даже используют тень от его стеблей для защиты от летнего солнца.
В нерубленом лесу кукушкин лен обычно растет в соседстве с зелеными лесными мхами. Но они тенелюбы и на вырубках быстро отмирают. Кукушкин лен вначале тоже болезненно реагирует: уменьшает прирост, желтеет. Однако уже на второй год наверстывает потерянное. У него оказывается вчетверо больше листочков, чем в лесу. На пятилетней вырубке число стеблей вырастает впятеро. Длина — втрое. Каждый стебель дает три новых, они вырастают и or основания старых, как поросль от березовых пней. И спор зреет больше. В лесу только один стебель из 20 дает коробочку. На вырубке — один из пяти!
Поведение долгомошника на вырубках зависит еще и от того, какие пертурбации производит трактор, выволакивающий стволы деревьев к большой дороге Там, где машина подцепляет стволы и стаскивает их в кучу, немного сдирается лесная подстилка Кукушкин лен умножает свои ряды Там, где трактор проезжал несколько раз и содрал подстилку сильнее, долгомошнику еще лучше Через пять лет он захватит всю вырубку. Однако всему есть предел Главный тракторный волок так проскабливается, что возникает канава в полметра глубиной и метров пять шириной. Ее дно и бока отшлифованы до блеска. Какой уж там кукушкин лен!
А теперь о том. сменится ли лес болотом? Такая опасность есть. Однако обычно выручает береза. Под тенью берез кукушкин лен теряет агрессивность и отступает. Под сенью берез появляются ель и сосна, и лес восстанавливается. Если же березы вовремя не придут, на смену долгомошнику придет сфагнум. Его выжить труднее.
В противоборстве со своими соседями долгомош-ник нередко пользуется услугами лесной живности. Иногда вдруг среди подушки сфагнума появляется; латка долгомошника. Тартуский ботаник В. Мазинг выяснил: виновны муравьи, которые живут в сфагнах. Как это происходит, еще не вполне ясно. Однако можно учесть опыт такого союза у другого мха — веберы сидячей. О нем рассказал американский ботаник Ч Плитт.
Плитт нашел небольшую латку веберы в лесу и принес домой, чтобы рассмотреть споры. Несколько дней было недосуг. Мох так и остался лежать в ботанизирке. Когда ученый спохватился и открыл походную коробку, в ней оказалась масса муравьев. Они бегали по зеленой подушечке взад и вперед. К великой досаде Плитта, все коробочки оказались прогрызенными. Ни одной споры не уцелело
Может быть, крупные коробочки мха выглядят для муравьев соблазнительно? Но одно дело в неволе, совсем иное — в природе. Едят ли споры там? Ученый был почти уверен, что едят.
Но надо было свои предположения проверить. И такой случай представился. Однажды на прогулке Плитт снова набрел на латку веберы. Отделив кусочек, обнаружил, что она закрывает муравьиное гнездо. Проверил коробочки. Так и есть. Прогрызены, как и в прошлом году. Значит, едят споры. Но разносят ли при этом? Пока установить не удалось.
Первый союзник кукушкина льна — топтыгин. Сам того не ведая, он расселяет долгомошник. Разрывает нору бурундука под валежиной. Во все стороны летят гнилушки, а с ними и латки долгомошника, который окантовывает лежащий ствол. Стебелек мха зацепится за шкуру косолапого и вместе с ним перебазируется на новое место. Там даст новый клон, новую латку.
Профессор П. Богданов разбрасывал побеги кукушкина льна на голой земле (будто кто-то их потерял!). Вскоре от лежачих былинок пошли вертикальные побеги. Укреплялись в почве. Затем мох сплошь заселял свободную площадь.
Союзник номер два — красная полевка. Она уже к концу августа начинает заготовку долгомошникового сена. Пока несет, роняет, если кто-то спугнет. Если никто не потревожит в пути, рассеет споры из коробочки. Сама коробочка с дырочками, как у мака, вроде перечницы. По всей мышиной дороге споры сыплются. Авось какая и прорастет. Но вот доносит полевка снопик мха до норы, складывает рыхлой кучей. Не очень много мха в куче — граммов сто. Да ведь сухой мох объемистый. А сколько в лесу полевок? К весне обгрызет со стебельков все листочки. Останутся только жесткие, как проволока, стерженьки-жилки.
В горах Новой Зеландии, где кукушкин лен чувствует себя не хуже, чем на архангельских вырубках, обнаружили дернины мха с неестественно ветвистыми побегами. Новая форма? Или вмешался кто-то из животных? Попытались огородить несколько участков проволочной сеткой. На огороженных мох ветвиться перестал. Это вездесущие кролики обгрызали долгомошник, включив его в свой рацион питания. Но обгрызенный мох стал так же разрастаться, как окольцованная зверьками липа.
В роде политрихум, кроме долгомошника, есть и еще около 90 видов. Политрих прямой поменьше обыкновенного, но дает тоже плотную, крупную дерновину. В тундре это пример изумительной стойкости и к ветру, и к вытаптыванию. Под защитой этого мха сохраняется карликовая березка. Казалось бы, все наоборот. Мох должен спасаться под защитой дерева, как в лесу. В тундре роли меняются. Ерник-березка так плотно прижимается к политриху, что даже погружается в его теплую дерновину. Есть еще политрих можжевельниковый. Похож на собрата и ведет себя примерно так же.
Когда в тундре скапливается слишком много оленей, растения постепенно исчезают. Сначала уходят лишайники, затем мхи. Все, кроме политриха прямого. Этот мошок даже разрастается, пользуясь уходом соседей. Академик А. Миддендорф, путешествуя по северу Сибири, часто встречал «политриховую тундру» и поначалу удивлялся, как удалось мху изгнать всех своих соседей и остаться одному. Потом понял: помогли олени. На месте политриховых тундр были старые стойбища. Люди давно ушли, откочевали олени, следы от чумов смыло дождем. Политрих остался и умножил свои ряды.
В тундре политрихи не прекращают свой рост и зимой, под снегом. Профессор Б. Тихомиров не раз раскапывал снег зимой и обнаруживал над латкой мха воздушное пространство, выше — снежный .свод. А в общем микропарничок, в котором политрих создал для себя известные удобства.
Венгерский бриолог В. Дьёрффи четыре года наблюдал за такими же снежными парничками у политриха можжевельникового. Он заметил, что мох ушел под снег, когда спорогоны едва стали появляться. Весной, когда снег стаял, спорогоны значительно подросли и вытянулись. Солнце, проникая сквозь снежную крышу микропарничка, нагревало темную латку мха и спорогоны. И жизнь под снегом шла своим чередом.
К семейству политриховых близко другое — даусониевых. В одноименном роде самый крупный по габаритам вид — даусония гигантская. В Новой Зеландии в лесах каури растет большими колониями. Рост называют разный. Одни — до полуметра, другие — метр, а третьи — два метра. Если нет тут преувеличения, то даусония действительно впечатляющий мох. Выше человека! Многие из 20 видов рода — аборигены Зондского архипелага, Новой Гвинеи, Австралии.
И вдруг о долгомошнике заговорили лесоводы. Посыпались статьи, доклады, книги. Кукушкин лен захватывает вырубки. Он не дает расти новому лесу. Он превращает вырубки в болота! Что произошло? Ведь лес рубили и раньше и никакой паники не возникало. Почему всем известный мох проявил себя агрессивно? Действительно ли вырубки станут болотами?
Обратимся к фактам. Что изменилось в лесном деле в 30-е годы? Многое. Стали по-новому рубить лес. Узкие лесосеки заменили широкими. Вместо ста метров ширина выросла до километра, а то и двух. Сразу, единым духом убирается древостой. А древостой — это насос, который качал воду из почвы. Убрали насос — влага осталась в почве. Долгомошнику именно эта влага и нужна. Тем более что дело происходит на европейском Севере. Там и влаги побольше, и испарение поменьше.
Верно и то, что долгомошник захватывает вырубки. Разрастается тугими, спрессованными дерновинами. Всходы деревьев сквозь живой пресс не могут пробиться. Даже вездесущая осина не в силах одолеть долгомошник. Сначала, правда, ее семена дружно прорастают на сырой пышной его подушке. Влажность для осины идеальная. Но первый успех оборачивается гибелью. Всходы не могут дотянуться до минерального грунта. Сохнут. Если и вырастает на вырубках кое-где молодняк, то не еловый и не осиновый, а березовый. Березки лучше уживаются с кукушкиным льном и даже используют тень от его стеблей для защиты от летнего солнца.
В нерубленом лесу кукушкин лен обычно растет в соседстве с зелеными лесными мхами. Но они тенелюбы и на вырубках быстро отмирают. Кукушкин лен вначале тоже болезненно реагирует: уменьшает прирост, желтеет. Однако уже на второй год наверстывает потерянное. У него оказывается вчетверо больше листочков, чем в лесу. На пятилетней вырубке число стеблей вырастает впятеро. Длина — втрое. Каждый стебель дает три новых, они вырастают и or основания старых, как поросль от березовых пней. И спор зреет больше. В лесу только один стебель из 20 дает коробочку. На вырубке — один из пяти!
Поведение долгомошника на вырубках зависит еще и от того, какие пертурбации производит трактор, выволакивающий стволы деревьев к большой дороге Там, где машина подцепляет стволы и стаскивает их в кучу, немного сдирается лесная подстилка Кукушкин лен умножает свои ряды Там, где трактор проезжал несколько раз и содрал подстилку сильнее, долгомошнику еще лучше Через пять лет он захватит всю вырубку. Однако всему есть предел Главный тракторный волок так проскабливается, что возникает канава в полметра глубиной и метров пять шириной. Ее дно и бока отшлифованы до блеска. Какой уж там кукушкин лен!
А теперь о том. сменится ли лес болотом? Такая опасность есть. Однако обычно выручает береза. Под тенью берез кукушкин лен теряет агрессивность и отступает. Под сенью берез появляются ель и сосна, и лес восстанавливается. Если же березы вовремя не придут, на смену долгомошнику придет сфагнум. Его выжить труднее.
В противоборстве со своими соседями долгомош-ник нередко пользуется услугами лесной живности. Иногда вдруг среди подушки сфагнума появляется; латка долгомошника. Тартуский ботаник В. Мазинг выяснил: виновны муравьи, которые живут в сфагнах. Как это происходит, еще не вполне ясно. Однако можно учесть опыт такого союза у другого мха — веберы сидячей. О нем рассказал американский ботаник Ч Плитт.
Плитт нашел небольшую латку веберы в лесу и принес домой, чтобы рассмотреть споры. Несколько дней было недосуг. Мох так и остался лежать в ботанизирке. Когда ученый спохватился и открыл походную коробку, в ней оказалась масса муравьев. Они бегали по зеленой подушечке взад и вперед. К великой досаде Плитта, все коробочки оказались прогрызенными. Ни одной споры не уцелело
Может быть, крупные коробочки мха выглядят для муравьев соблазнительно? Но одно дело в неволе, совсем иное — в природе. Едят ли споры там? Ученый был почти уверен, что едят.
Но надо было свои предположения проверить. И такой случай представился. Однажды на прогулке Плитт снова набрел на латку веберы. Отделив кусочек, обнаружил, что она закрывает муравьиное гнездо. Проверил коробочки. Так и есть. Прогрызены, как и в прошлом году. Значит, едят споры. Но разносят ли при этом? Пока установить не удалось.
Первый союзник кукушкина льна — топтыгин. Сам того не ведая, он расселяет долгомошник. Разрывает нору бурундука под валежиной. Во все стороны летят гнилушки, а с ними и латки долгомошника, который окантовывает лежащий ствол. Стебелек мха зацепится за шкуру косолапого и вместе с ним перебазируется на новое место. Там даст новый клон, новую латку.
Профессор П. Богданов разбрасывал побеги кукушкина льна на голой земле (будто кто-то их потерял!). Вскоре от лежачих былинок пошли вертикальные побеги. Укреплялись в почве. Затем мох сплошь заселял свободную площадь.
Союзник номер два — красная полевка. Она уже к концу августа начинает заготовку долгомошникового сена. Пока несет, роняет, если кто-то спугнет. Если никто не потревожит в пути, рассеет споры из коробочки. Сама коробочка с дырочками, как у мака, вроде перечницы. По всей мышиной дороге споры сыплются. Авось какая и прорастет. Но вот доносит полевка снопик мха до норы, складывает рыхлой кучей. Не очень много мха в куче — граммов сто. Да ведь сухой мох объемистый. А сколько в лесу полевок? К весне обгрызет со стебельков все листочки. Останутся только жесткие, как проволока, стерженьки-жилки.
В горах Новой Зеландии, где кукушкин лен чувствует себя не хуже, чем на архангельских вырубках, обнаружили дернины мха с неестественно ветвистыми побегами. Новая форма? Или вмешался кто-то из животных? Попытались огородить несколько участков проволочной сеткой. На огороженных мох ветвиться перестал. Это вездесущие кролики обгрызали долгомошник, включив его в свой рацион питания. Но обгрызенный мох стал так же разрастаться, как окольцованная зверьками липа.
В роде политрихум, кроме долгомошника, есть и еще около 90 видов. Политрих прямой поменьше обыкновенного, но дает тоже плотную, крупную дерновину. В тундре это пример изумительной стойкости и к ветру, и к вытаптыванию. Под защитой этого мха сохраняется карликовая березка. Казалось бы, все наоборот. Мох должен спасаться под защитой дерева, как в лесу. В тундре роли меняются. Ерник-березка так плотно прижимается к политриху, что даже погружается в его теплую дерновину. Есть еще политрих можжевельниковый. Похож на собрата и ведет себя примерно так же.
Когда в тундре скапливается слишком много оленей, растения постепенно исчезают. Сначала уходят лишайники, затем мхи. Все, кроме политриха прямого. Этот мошок даже разрастается, пользуясь уходом соседей. Академик А. Миддендорф, путешествуя по северу Сибири, часто встречал «политриховую тундру» и поначалу удивлялся, как удалось мху изгнать всех своих соседей и остаться одному. Потом понял: помогли олени. На месте политриховых тундр были старые стойбища. Люди давно ушли, откочевали олени, следы от чумов смыло дождем. Политрих остался и умножил свои ряды.
В тундре политрихи не прекращают свой рост и зимой, под снегом. Профессор Б. Тихомиров не раз раскапывал снег зимой и обнаруживал над латкой мха воздушное пространство, выше — снежный .свод. А в общем микропарничок, в котором политрих создал для себя известные удобства.
Венгерский бриолог В. Дьёрффи четыре года наблюдал за такими же снежными парничками у политриха можжевельникового. Он заметил, что мох ушел под снег, когда спорогоны едва стали появляться. Весной, когда снег стаял, спорогоны значительно подросли и вытянулись. Солнце, проникая сквозь снежную крышу микропарничка, нагревало темную латку мха и спорогоны. И жизнь под снегом шла своим чередом.
К семейству политриховых близко другое — даусониевых. В одноименном роде самый крупный по габаритам вид — даусония гигантская. В Новой Зеландии в лесах каури растет большими колониями. Рост называют разный. Одни — до полуметра, другие — метр, а третьи — два метра. Если нет тут преувеличения, то даусония действительно впечатляющий мох. Выше человека! Многие из 20 видов рода — аборигены Зондского архипелага, Новой Гвинеи, Австралии.