Пшеница в Америке еще в начале нынешнего века оставалась культурой рискованной. В иные годы удавалась неплохо. В другие наваливалась болезнь.
«Демон ржавчины поражал ферму за фермой и на свистящих крыльях западного ветра переносился из одной местности в другую. Ядовитые споры носились в воздухе, как серные пары, и щекотали ноздри».
Зерно становилось щуплым и мелким. Урожаи падали. По просторам бывшей прерии, по фермерским пашням мотался день за днем М. Карльтон, ученый ботаник, знаток пшеничного дела, борец с голодом. Везде, где росли плодовитые европейские сорта пшеницы, он заставал брошенные посевы, разорение и разбитые надежды. Ржавая пыль покрывала его одежду и обувь.
И только однажды в штате Канзас он набрел на поселение, которое начисто отличалось от того, к чему привык Карльтон за последние недели. Хозяева тут и не думали покидать насиженных мест. Они строили ладные дома. И недаром. На их полях не было ржавчины. Ботинки ученого впервые не имели ржавого налета.
В поселке жили русские духоборы. Совсем недавно, в конце прошлого века, они, гонимые царским правительством, переселились сюда из южных губерний России. Сеют пшеницу. Но не западную, мягкую. А твердую, из Крыма. Из сухих степей Тавриды. У этой пшеницы зерно такой прочности, что на первых порах мельники не брали на размол. Боялись за машины. И так же хорошо твердые пшеницы выдерживали натиск болезни.
«Демон ржавчины поражал ферму за фермой и на свистящих крыльях западного ветра переносился из одной местности в другую. Ядовитые споры носились в воздухе, как серные пары, и щекотали ноздри».
Зерно становилось щуплым и мелким. Урожаи падали. По просторам бывшей прерии, по фермерским пашням мотался день за днем М. Карльтон, ученый ботаник, знаток пшеничного дела, борец с голодом. Везде, где росли плодовитые европейские сорта пшеницы, он заставал брошенные посевы, разорение и разбитые надежды. Ржавая пыль покрывала его одежду и обувь.
И только однажды в штате Канзас он набрел на поселение, которое начисто отличалось от того, к чему привык Карльтон за последние недели. Хозяева тут и не думали покидать насиженных мест. Они строили ладные дома. И недаром. На их полях не было ржавчины. Ботинки ученого впервые не имели ржавого налета.
В поселке жили русские духоборы. Совсем недавно, в конце прошлого века, они, гонимые царским правительством, переселились сюда из южных губерний России. Сеют пшеницу. Но не западную, мягкую. А твердую, из Крыма. Из сухих степей Тавриды. У этой пшеницы зерно такой прочности, что на первых порах мельники не брали на размол. Боялись за машины. И так же хорошо твердые пшеницы выдерживали натиск болезни.
Пшеница в Америке еще в начале нынешнего века оставалась культурой рискованной. В иные годы удавалась неплохо. В другие наваливалась болезнь.
«Демон ржавчины поражал ферму за фермой и на свистящих крыльях западного ветра переносился из одной местности в другую. Ядовитые споры носились в воздухе, как серные пары, и щекотали ноздри».
Зерно становилось щуплым и мелким. Урожаи падали. По просторам бывшей прерии, по фермерским пашням мотался день за днем М. Карльтон, ученый ботаник, знаток пшеничного дела, борец с голодом. Везде, где росли плодовитые европейские сорта пшеницы, он заставал брошенные посевы, разорение и разбитые надежды. Ржавая пыль покрывала его одежду и обувь.
И только однажды в штате Канзас он набрел на поселение, которое начисто отличалось от того, к чему привык Карльтон за последние недели. Хозяева тут и не думали покидать насиженных мест. Они строили ладные дома. И недаром. На их полях не было ржавчины. Ботинки ученого впервые не имели ржавого налета.
В поселке жили русские духоборы. Совсем недавно, в конце прошлого века, они, гонимые царским правительством, переселились сюда из южных губерний России. Сеют пшеницу. Но не западную, мягкую. А твердую, из Крыма. Из сухих степей Тавриды. У этой пшеницы зерно такой прочности, что на первых порах мельники не брали на размол. Боялись за машины. И так же хорошо твердые пшеницы выдерживали натиск болезни.
Соблюдая истину, отмечу, что не только в Америке свирепствовал рыжеспорый гриб. В Европе тоже. В особенности во Франции. Из-за него французские землевладельцы насмерть перессорились с железнодорожниками. Те насадили вдоль полотна кусты барбариса для защиты от снежных заносов. Барбарис оказался вторым хозяином пшеничной ржавчины. Землевладельцы требовали вырубить кустарник. Железнодорожники упорствовали. Суд решил дело в пользу первых. Кусты ликвидировали. Однако паразит оказался так тонко приспособленным к внешнему миру, что обошелся без старого хозяина. Болезнь поутихла, но совсем поля не покинула.
Искореняли барбарис и в Америке. Рубили миллионами кустов. Помогло, но тоже не полностью. Ржавчина продолжала вспыхивать в отдельные годы. Но, прежде чем рассказать о причинах этой несуразицы, представим себе поточнее самого виновника пшеничных несчастий.
Ржавчинный гриб на пшенице выступает как бы в трех лицах. Есть три вида ржавчины пшеницы. Первый — бурая, второй — желтая, третий — линейная, стеблевая. Летние споры необходимые для скоростного перезаражения, располагаются у них по-разному. У бурой хаотично, беспорядочно по всему листу. У желтой — правильными рядочками. У линейной гриб поражает не лист, а соломину. Кирпично-красные кучки спор не стебле прочерчивают его сплошными линиями.
Теперь окинем взором Североамериканский континент. Пшеничное море разливается по нему от жаркой Мексики и Техаса на юге до самых северных границ США и Канады на севере. На юге летом жарко, и ржавчина погибает от такого пекла. На севере зима слишком сурова для гриба, и он тоже не выдерживает. Казалось бы, условий для вспышек болезни нет? На самом же деле как раз наоборот.
Весной в Канаде сеют яровую пшеницу. Она осталась бы здоровехонька, но с теплого юга дуют ветры. Они поднимают тучи ржавчинных спор, собирают их в облака и двигают на север. В Канаде идет споровый ливень. Если ветер попутный, инфекция заносится за тысячу миль. Осенью происходит обратное. За лето солнце выжгло всю ржавчину с полей. Простерилизо-вало поля. Но ветры с севера двигают тучи спор на юг. Инфекция вновь водворяется на юге. Массово и часто. В Европе распределение ветров иное, и такого обмена заразным началом, как в Америке, не происходит. Поэтому и барбарис там хоть и убирают, но не всегда и не везде. В Англии много оставляют барбарисовых кустов, и на пшенице это особенно не сказывается.
А в Индии в жизнь ржавчины вмешиваются горы. Равнины солнце летом прожигает как в Мексике. Ржавчине как будто бы несдобровать. Солнце добросовестно делает свое дело… А между тем и в Индии на равнинах ржавчина постоянный спутник пшеницы. Она спускается вместе с ветрами с высоких гор. Из центрального Непала на плодородные просторы междуречья Инда и Ганга. В горах прохладнее, и там ржавчина не погибает. Там всегда есть у нее резерв.
Итак, что же делать? Горы не уберешь. Ветры тоже. Выход один — выводить устойчивые сорта. В Америке занялись этим уже с начала века. Вывели. Казалось, что задача решена. Но вот грянул 1935 год. Ржавчина уничтожила посевы яровой пшеницы. Выяснилось, что за несколько лет у гриба выработалась особая раса, устойчивая к этим сортам. Ее назвали расой «56».
Тотчас же селекционеры принялись выводить еще более устойчивые сорта. И на этот раз им удалось. Радость, однако, оказалась преждевременной. В 1953 году гриб уничтожил и новые сорта, устойчивые к расе «56». Теперь он выступал в новом качестве. Новые легионы его именовались расой «15 В».
Селекционеры вновь начала с нуля. И вот в руках у них пшеничные шедевры. Они устойчивы к обеим расам. Но гриб снова приспосабливается. У него возникают еще более вирулентные расы… Без передышки идет соревнование между грибом и человеком. Кто кого? Вспомним М. Карльтона, защитника пшеницы в Америке, которого так удивили русские посевы в Канзасе. Твердые пшеницы русских духоборов ржавчина обходила стороной. Увы, злой рок настиг и эти сорта. Теперь они поражаются болезнью еще сильнее мягких пшениц.
А у нас в Предкавказье селекционеры вывели отличные, очень урожайные пшеницы «Аврору» и «Кавказ». С 1972 года их засеяли сразу на большой площади. И не случайно. Они обладали устойчивостью сразу ко всем трем видам ржавчины. Даже самая новая, самая приспособленная раса «77» не могла сокрушить «Кавказ». А в 1973 году у этой расы выработался новый, очень вирулентный биотип. «Аврора» и «Кавказ» заболели. Теперь и они срочно требуют ремонта.
Итак, что же делать? Грибы так наседают, что у селекционеров почти нет передышки. Сколько еще будет продолжаться эта бешеная гонка от болезней? И чем она кончится? Отбиваясь от каждой новой, новейшей и сверхновой расы, биологи мечтают о такой пшенице, которая имела бы устойчивость ко всем возможным расам сразу. Можно ли так сделать? Видимо, можно, но нужны новые идеи. Новый подход. Новые мысли.
А пока академик П. Лукьяненко предлагает такую стратегию защиты пшеничных полей. Первое — сеять больше разных сортов, чтобы не давать грибу сосредоточиться на одном сорте. Второе — уничтожать источник инфекции. Не только барбарис. Есть, и кроме него, немало растений, на которых селится ржавчина. В первую очередь злаки: пырей, мятлик, полевица, ежа. Мало ли их по лугам? Однако злаки — основа луга. Если их искоренить, как барбарис, луг распадется. Его не будет.
Пришлось взяться за злаки. Мнения о них были разные. Одни считали их виновниками инфекции. Другие отрицали. Миколог из Казахстана Ю. Зейналова поставила специальный опыт в урочище Медео возле Алма-Аты. Она посеяла пшеницу среди зарослей полевицы, мятлика и ежи сборной. Все эти злаки были заражены желтой ржавчиной. Заболеет ли пшеница, попав в такую компанию? Нет, не заболела. Но значит ли это, что ржавчина диких злаков для культурной пшеницы не опасна? Нет, не значит. Мятлик и полевица инфекции не передают. А родич пшеницы эгилопс передает. Значит, правы были и те и другие ученые. Злаки разные, ржавчина разная, условия разные.
Знаток пшеничной ржавчины профессор К. Степанов попытался представить себе, как происходит обмен инфекцией между культурной пшеницей и дикими злаками. То ли дикие травы служат убежищем для переживания неблагоприятного лета? То ли для зимовки? А может быть, летние споры могут зимовать под кустами, укрытыми снегом? На эти вопросы он не получил ответа. Слишком мало данных. Еще надо работать и работать!
Источником инфекции может быть и падалица. Она прорастает осенью. Всходы падалицы для ржавчины — идеальный субстрат. С падалицы ей легче перейти на поднимающиеся озимые. И вот тут нужно вспомнить о пернатых. Нередко на них сыплются обвинения, что расхищают с полей зерно. На самом же деле, когда проверят, оказывается, что собирают падалицу. Может быть, и не все, но многие. Если же создать этим собирателям режим наибольшего благоприятствования, то падалицы не будет, а значит, и инфекция ржавчины уменьшится?
Остается ответить на вопрос, который наверняка у вас возник: почему мир всполошился именно из-за ржавчины? Мало ли других болезней у хлебов? Тревога понятна. Ржавчина в короткие сроки способна уничтожить больше зерна, чем любая другая болезнь.
«В Северной Америке она иногда распространялась за несколько месяцев на площади свыше 8 миллионов гектаров пшеницы и уничтожала свыше четверти миллиарда бушелей зерна». За рубежом это подметили, и кое-кто уже подумывает, как бы использовать этот гриб для ведения биологической войны. Уже изучают способы накопления и хранения спор. Об этом сообщил недавно знаток ржавчины биолог Я. ван дер Планк.
Будем объективны. Вовсе не все ржавчинники столь опасны и всеразрушающи, как три вида на пшенице. Есть и такие, у которых можно поучиться. Некоторые, например, .жесткую, жгучую крапиву превращают в сладкий и сочный десерт. Поселяются на стеблях. Обрабатывают их ферментами. И в том месте, где гриб поселился, ткани хозяина разрастаются, наполняются крахмалом и сахаром.
Нечто подобное происходит и с еловыми ветками, если на них закрепится ржавчинный гриб хризомикса Воронина. Концы ветвей — еловые лапки становятся сочными и сладкими, вполне съедобными. Хризомикса вызывает раздумья. Если с помощью ферментов грубая, твердая древесина превращается в лесное пирожное, то нельзя ли перенять этот способ у гриба? На вырубках еловых лапок остается великое множество. Сколько в них пропадает сахара и крахмала! Нет, ржавчинники еще нам пригодятся.
А теперь о вредных лесовиках. Некоторые ржавчинники нападают на сосну. В особенности на веймуто-ву. Эту сосну за броскую внешность и быстрый рост вывезли из Северной Америки и лет сто назад начали культивировать в Европе. Привезли и в Россию. Росла вдвое быстрее обычной нашей сосны и не боялась морозов, потому что происходила из северо-восточных штатов США.
У нас особенно удачно использовал несравненные качества этого дерева профессор В. Докучаев, ботаник, географ и почвовед. После убийственной засухи 1891 года он создал особую экспедицию, которая сажала образцово-показательные лесные полосы в Каменной степи Воронежской губернии. Для полос потребовалась надежная хвойная порода. Обычная сосна не годилась. В узких полосах она слишком широко разрасталась в сучья. Зимой под навалом снега сучья трещали и обламывались. Гибкие ветви веймутовой сосны легко и свободно пружинили, сбрасывая снежный груз.
Сажали нарядную породу и в парках и имениях. И вот в самый разгар триумфального шествия американского дерева по Европе стали раздаваться тревожные сигналы. Сосна начала болеть. Виновник — ржавчинный гриб перидермиум. Сосна страдала даже у такого знатока лесного дела, как помещик И. Шатилов. Его имение в Моховом Орловской губернии славилось своими интересными опытами в лесном деле и сельском хозяйстве. У других же совсем малоопытных хозяев сосна росла здоровой.
Вскоре причину выяснили. Сосна болела там, где рядом росла смородина — второй хозяин перидер-миума. Или родич смородины крыжовник. Приходилось выбирать: либо крыжовник, либо сосна. У Шатилова в Моховом причина была иная. Егери решили запасти шишек на случай, если сосна погибнет. Сбивали их палками. Поранили ветки. В местах поранения и заселился ржавчинник.
Конечно, страдает от рыжеспорового племени не только веймутова. И обычная сосна тоже. Во младенчестве. Но знак ржавчины остается на всю жизнь. Опять-таки страдает не везде, а только там, где по соседству имеется осина. Потому что для обычной сосны осина, что для веймутовой смородина. С осины весенней порою летят на молоденькие сосны споры гриба мелампсоры. Благодаря такому соседству нежный свежий побег сосны печально никнет к земле. Часто это бывает верхушка сосенки. Однако деревце редко засыхает, потому что гриб недолго гостит на сосне. К лету он снова удаляется на осину и устраивается уже капитально на ее листьях. Тогда на них появляются оранжевые пятнышки.
Несчастная сосенка болеет, а потом из спящих почек вырастает новый побег. Новая мутовка ветвей. Испорченная вершинка заменяется новой, но стволик уже искривлен. Он становится похож не то на вопросительный знак, не то на латинскую букву S. Если на следующий год гриб вернется, то появится еще одна буква S, И с течением времени сосна может превратиться в круглый, шаровидный куст.
Бывает, что закручивается не одна, а множество сосенок сразу. И лес тогда из них вырастает прямо-таки фантастический. Стволы похожи то на арфы, то на стулья, то на коленчатые валы от автомобиля, то на ступени лестницы. Чтобы такие случаи не повторялись, лесничие никогда не разводят питомники поблизости от осин. Отодвигают их метров на двести, чтобы не долетели с осины ржавчинные споры.
И вот тут возникает недоуменный вопрос. Почему именно на 200? Ведь споры ржавчины летят далеко. Пересекают континенты. Поднимаются выше гор. Проникают за тысячу километров. А тут какие-то двести метров! Вся хитрость здесь в том, что споры у ржавчинников разные. Их пять различных сортов. Больше, чем у любых других грибов. Далеко уносятся летние. Те, что вырастают оранжевыми подушечками на живых осиновых листьях. Летние сосну заразить не могут. Только осину. На сосну же должны попасть другие споры— весенние. Они появляются на сухих осиновых листьях, которые выходят из-под снега. Эти-то дальше 200 метров не летят.
«Демон ржавчины поражал ферму за фермой и на свистящих крыльях западного ветра переносился из одной местности в другую. Ядовитые споры носились в воздухе, как серные пары, и щекотали ноздри».
Зерно становилось щуплым и мелким. Урожаи падали. По просторам бывшей прерии, по фермерским пашням мотался день за днем М. Карльтон, ученый ботаник, знаток пшеничного дела, борец с голодом. Везде, где росли плодовитые европейские сорта пшеницы, он заставал брошенные посевы, разорение и разбитые надежды. Ржавая пыль покрывала его одежду и обувь.
И только однажды в штате Канзас он набрел на поселение, которое начисто отличалось от того, к чему привык Карльтон за последние недели. Хозяева тут и не думали покидать насиженных мест. Они строили ладные дома. И недаром. На их полях не было ржавчины. Ботинки ученого впервые не имели ржавого налета.
В поселке жили русские духоборы. Совсем недавно, в конце прошлого века, они, гонимые царским правительством, переселились сюда из южных губерний России. Сеют пшеницу. Но не западную, мягкую. А твердую, из Крыма. Из сухих степей Тавриды. У этой пшеницы зерно такой прочности, что на первых порах мельники не брали на размол. Боялись за машины. И так же хорошо твердые пшеницы выдерживали натиск болезни.
Соблюдая истину, отмечу, что не только в Америке свирепствовал рыжеспорый гриб. В Европе тоже. В особенности во Франции. Из-за него французские землевладельцы насмерть перессорились с железнодорожниками. Те насадили вдоль полотна кусты барбариса для защиты от снежных заносов. Барбарис оказался вторым хозяином пшеничной ржавчины. Землевладельцы требовали вырубить кустарник. Железнодорожники упорствовали. Суд решил дело в пользу первых. Кусты ликвидировали. Однако паразит оказался так тонко приспособленным к внешнему миру, что обошелся без старого хозяина. Болезнь поутихла, но совсем поля не покинула.
Искореняли барбарис и в Америке. Рубили миллионами кустов. Помогло, но тоже не полностью. Ржавчина продолжала вспыхивать в отдельные годы. Но, прежде чем рассказать о причинах этой несуразицы, представим себе поточнее самого виновника пшеничных несчастий.
Ржавчинный гриб на пшенице выступает как бы в трех лицах. Есть три вида ржавчины пшеницы. Первый — бурая, второй — желтая, третий — линейная, стеблевая. Летние споры необходимые для скоростного перезаражения, располагаются у них по-разному. У бурой хаотично, беспорядочно по всему листу. У желтой — правильными рядочками. У линейной гриб поражает не лист, а соломину. Кирпично-красные кучки спор не стебле прочерчивают его сплошными линиями.
Теперь окинем взором Североамериканский континент. Пшеничное море разливается по нему от жаркой Мексики и Техаса на юге до самых северных границ США и Канады на севере. На юге летом жарко, и ржавчина погибает от такого пекла. На севере зима слишком сурова для гриба, и он тоже не выдерживает. Казалось бы, условий для вспышек болезни нет? На самом же деле как раз наоборот.
Весной в Канаде сеют яровую пшеницу. Она осталась бы здоровехонька, но с теплого юга дуют ветры. Они поднимают тучи ржавчинных спор, собирают их в облака и двигают на север. В Канаде идет споровый ливень. Если ветер попутный, инфекция заносится за тысячу миль. Осенью происходит обратное. За лето солнце выжгло всю ржавчину с полей. Простерилизо-вало поля. Но ветры с севера двигают тучи спор на юг. Инфекция вновь водворяется на юге. Массово и часто. В Европе распределение ветров иное, и такого обмена заразным началом, как в Америке, не происходит. Поэтому и барбарис там хоть и убирают, но не всегда и не везде. В Англии много оставляют барбарисовых кустов, и на пшенице это особенно не сказывается.
А в Индии в жизнь ржавчины вмешиваются горы. Равнины солнце летом прожигает как в Мексике. Ржавчине как будто бы несдобровать. Солнце добросовестно делает свое дело… А между тем и в Индии на равнинах ржавчина постоянный спутник пшеницы. Она спускается вместе с ветрами с высоких гор. Из центрального Непала на плодородные просторы междуречья Инда и Ганга. В горах прохладнее, и там ржавчина не погибает. Там всегда есть у нее резерв.
Итак, что же делать? Горы не уберешь. Ветры тоже. Выход один — выводить устойчивые сорта. В Америке занялись этим уже с начала века. Вывели. Казалось, что задача решена. Но вот грянул 1935 год. Ржавчина уничтожила посевы яровой пшеницы. Выяснилось, что за несколько лет у гриба выработалась особая раса, устойчивая к этим сортам. Ее назвали расой «56».
Тотчас же селекционеры принялись выводить еще более устойчивые сорта. И на этот раз им удалось. Радость, однако, оказалась преждевременной. В 1953 году гриб уничтожил и новые сорта, устойчивые к расе «56». Теперь он выступал в новом качестве. Новые легионы его именовались расой «15 В».
Селекционеры вновь начала с нуля. И вот в руках у них пшеничные шедевры. Они устойчивы к обеим расам. Но гриб снова приспосабливается. У него возникают еще более вирулентные расы… Без передышки идет соревнование между грибом и человеком. Кто кого? Вспомним М. Карльтона, защитника пшеницы в Америке, которого так удивили русские посевы в Канзасе. Твердые пшеницы русских духоборов ржавчина обходила стороной. Увы, злой рок настиг и эти сорта. Теперь они поражаются болезнью еще сильнее мягких пшениц.
А у нас в Предкавказье селекционеры вывели отличные, очень урожайные пшеницы «Аврору» и «Кавказ». С 1972 года их засеяли сразу на большой площади. И не случайно. Они обладали устойчивостью сразу ко всем трем видам ржавчины. Даже самая новая, самая приспособленная раса «77» не могла сокрушить «Кавказ». А в 1973 году у этой расы выработался новый, очень вирулентный биотип. «Аврора» и «Кавказ» заболели. Теперь и они срочно требуют ремонта.
Итак, что же делать? Грибы так наседают, что у селекционеров почти нет передышки. Сколько еще будет продолжаться эта бешеная гонка от болезней? И чем она кончится? Отбиваясь от каждой новой, новейшей и сверхновой расы, биологи мечтают о такой пшенице, которая имела бы устойчивость ко всем возможным расам сразу. Можно ли так сделать? Видимо, можно, но нужны новые идеи. Новый подход. Новые мысли.
А пока академик П. Лукьяненко предлагает такую стратегию защиты пшеничных полей. Первое — сеять больше разных сортов, чтобы не давать грибу сосредоточиться на одном сорте. Второе — уничтожать источник инфекции. Не только барбарис. Есть, и кроме него, немало растений, на которых селится ржавчина. В первую очередь злаки: пырей, мятлик, полевица, ежа. Мало ли их по лугам? Однако злаки — основа луга. Если их искоренить, как барбарис, луг распадется. Его не будет.
Пришлось взяться за злаки. Мнения о них были разные. Одни считали их виновниками инфекции. Другие отрицали. Миколог из Казахстана Ю. Зейналова поставила специальный опыт в урочище Медео возле Алма-Аты. Она посеяла пшеницу среди зарослей полевицы, мятлика и ежи сборной. Все эти злаки были заражены желтой ржавчиной. Заболеет ли пшеница, попав в такую компанию? Нет, не заболела. Но значит ли это, что ржавчина диких злаков для культурной пшеницы не опасна? Нет, не значит. Мятлик и полевица инфекции не передают. А родич пшеницы эгилопс передает. Значит, правы были и те и другие ученые. Злаки разные, ржавчина разная, условия разные.
Знаток пшеничной ржавчины профессор К. Степанов попытался представить себе, как происходит обмен инфекцией между культурной пшеницей и дикими злаками. То ли дикие травы служат убежищем для переживания неблагоприятного лета? То ли для зимовки? А может быть, летние споры могут зимовать под кустами, укрытыми снегом? На эти вопросы он не получил ответа. Слишком мало данных. Еще надо работать и работать!
Источником инфекции может быть и падалица. Она прорастает осенью. Всходы падалицы для ржавчины — идеальный субстрат. С падалицы ей легче перейти на поднимающиеся озимые. И вот тут нужно вспомнить о пернатых. Нередко на них сыплются обвинения, что расхищают с полей зерно. На самом же деле, когда проверят, оказывается, что собирают падалицу. Может быть, и не все, но многие. Если же создать этим собирателям режим наибольшего благоприятствования, то падалицы не будет, а значит, и инфекция ржавчины уменьшится?
Остается ответить на вопрос, который наверняка у вас возник: почему мир всполошился именно из-за ржавчины? Мало ли других болезней у хлебов? Тревога понятна. Ржавчина в короткие сроки способна уничтожить больше зерна, чем любая другая болезнь.
«В Северной Америке она иногда распространялась за несколько месяцев на площади свыше 8 миллионов гектаров пшеницы и уничтожала свыше четверти миллиарда бушелей зерна». За рубежом это подметили, и кое-кто уже подумывает, как бы использовать этот гриб для ведения биологической войны. Уже изучают способы накопления и хранения спор. Об этом сообщил недавно знаток ржавчины биолог Я. ван дер Планк.
Будем объективны. Вовсе не все ржавчинники столь опасны и всеразрушающи, как три вида на пшенице. Есть и такие, у которых можно поучиться. Некоторые, например, .жесткую, жгучую крапиву превращают в сладкий и сочный десерт. Поселяются на стеблях. Обрабатывают их ферментами. И в том месте, где гриб поселился, ткани хозяина разрастаются, наполняются крахмалом и сахаром.
Нечто подобное происходит и с еловыми ветками, если на них закрепится ржавчинный гриб хризомикса Воронина. Концы ветвей — еловые лапки становятся сочными и сладкими, вполне съедобными. Хризомикса вызывает раздумья. Если с помощью ферментов грубая, твердая древесина превращается в лесное пирожное, то нельзя ли перенять этот способ у гриба? На вырубках еловых лапок остается великое множество. Сколько в них пропадает сахара и крахмала! Нет, ржавчинники еще нам пригодятся.
А теперь о вредных лесовиках. Некоторые ржавчинники нападают на сосну. В особенности на веймуто-ву. Эту сосну за броскую внешность и быстрый рост вывезли из Северной Америки и лет сто назад начали культивировать в Европе. Привезли и в Россию. Росла вдвое быстрее обычной нашей сосны и не боялась морозов, потому что происходила из северо-восточных штатов США.
У нас особенно удачно использовал несравненные качества этого дерева профессор В. Докучаев, ботаник, географ и почвовед. После убийственной засухи 1891 года он создал особую экспедицию, которая сажала образцово-показательные лесные полосы в Каменной степи Воронежской губернии. Для полос потребовалась надежная хвойная порода. Обычная сосна не годилась. В узких полосах она слишком широко разрасталась в сучья. Зимой под навалом снега сучья трещали и обламывались. Гибкие ветви веймутовой сосны легко и свободно пружинили, сбрасывая снежный груз.
Сажали нарядную породу и в парках и имениях. И вот в самый разгар триумфального шествия американского дерева по Европе стали раздаваться тревожные сигналы. Сосна начала болеть. Виновник — ржавчинный гриб перидермиум. Сосна страдала даже у такого знатока лесного дела, как помещик И. Шатилов. Его имение в Моховом Орловской губернии славилось своими интересными опытами в лесном деле и сельском хозяйстве. У других же совсем малоопытных хозяев сосна росла здоровой.
Вскоре причину выяснили. Сосна болела там, где рядом росла смородина — второй хозяин перидер-миума. Или родич смородины крыжовник. Приходилось выбирать: либо крыжовник, либо сосна. У Шатилова в Моховом причина была иная. Егери решили запасти шишек на случай, если сосна погибнет. Сбивали их палками. Поранили ветки. В местах поранения и заселился ржавчинник.
Конечно, страдает от рыжеспорового племени не только веймутова. И обычная сосна тоже. Во младенчестве. Но знак ржавчины остается на всю жизнь. Опять-таки страдает не везде, а только там, где по соседству имеется осина. Потому что для обычной сосны осина, что для веймутовой смородина. С осины весенней порою летят на молоденькие сосны споры гриба мелампсоры. Благодаря такому соседству нежный свежий побег сосны печально никнет к земле. Часто это бывает верхушка сосенки. Однако деревце редко засыхает, потому что гриб недолго гостит на сосне. К лету он снова удаляется на осину и устраивается уже капитально на ее листьях. Тогда на них появляются оранжевые пятнышки.
Несчастная сосенка болеет, а потом из спящих почек вырастает новый побег. Новая мутовка ветвей. Испорченная вершинка заменяется новой, но стволик уже искривлен. Он становится похож не то на вопросительный знак, не то на латинскую букву S. Если на следующий год гриб вернется, то появится еще одна буква S, И с течением времени сосна может превратиться в круглый, шаровидный куст.
Бывает, что закручивается не одна, а множество сосенок сразу. И лес тогда из них вырастает прямо-таки фантастический. Стволы похожи то на арфы, то на стулья, то на коленчатые валы от автомобиля, то на ступени лестницы. Чтобы такие случаи не повторялись, лесничие никогда не разводят питомники поблизости от осин. Отодвигают их метров на двести, чтобы не долетели с осины ржавчинные споры.
И вот тут возникает недоуменный вопрос. Почему именно на 200? Ведь споры ржавчины летят далеко. Пересекают континенты. Поднимаются выше гор. Проникают за тысячу километров. А тут какие-то двести метров! Вся хитрость здесь в том, что споры у ржавчинников разные. Их пять различных сортов. Больше, чем у любых других грибов. Далеко уносятся летние. Те, что вырастают оранжевыми подушечками на живых осиновых листьях. Летние сосну заразить не могут. Только осину. На сосну же должны попасть другие споры— весенние. Они появляются на сухих осиновых листьях, которые выходят из-под снега. Эти-то дальше 200 метров не летят.