Трудно добираться до цедрусов. Даже в Ливане, где их показывают туристам как величайшую редкость. Из четырех уцелевших рощиц только к одной ведет более или менее приличная дорога. К остальным нужно добираться то пешком, то верхом на лошадях, да и лошадей заказывать заблаговременно.
Высоко живут цедрусы. Осенью внизу, на берегу Средиземного моря, все деревья стоят зеленые, а вверху, возле цедрусов, листва уже осыпалась. Только сами они в зеленом убранстве. Они вечнозеленые.
Цедрусы — это настоящие кедры. В Ливане растет один из трех видов — кедр ливанский. В роще ливанского кедра лесозаготовители зачастили еще с библейских времен. Начало положили, кажется, финикияне. Строили галеры. Царь Соломон соорудил в Иерусалиме храм из его розовой древесины, а потом и флот. Египтяне хоронили в кедровых саркофагах своих фараонов. Знали, что никакие жуки не источат. Г) Учтя этот богатый производственный опыт, по про-f\’ торенным тропинкам шли ассирийцы и римляне, турки и греки. Побывали в кедровниках и крестоносцы. А во время первой мировой войны розовую древесину пустили просто на дрова для паровозов.
И вот печальный итог: остались четыре рощицы — памятник былого богатства. Напоминание человечеству, как быстро может утечь из рук состояние, казавшееся неисчерпаемым. Замечу, что не один топор повинен. Доконали кедровники домашние козы.
Дьявольская изворотливость козы хорошо известна. Взбирается на громадный кедр легко и свободно, словно поднимается на гору по каменным глыбам. Ливанские кедры чуть ли не от основания разветвляются, толстые сучья почти горизонтально простираются в стороны метров на 20. Ходи прогуливайся. Козы именно так и поступают. Прогуливаются. А попутно щиплют жесткую хвою, которая очень удобно расположена на ветвях — пучками по 50 хвоинок, наподобие кисточек для бритья. То, что хвоя жесткая, рогатых верхолазов не смущает.
Чтобы не съели оставшихся гигантов, самых старых, самых величественных уже давно огородили высокой каменной стеной. Специально от коз. Это заповедник «Кедры». В нем нашли убежище 400 деревьев. Есть тысячелетние. Есть и постарше. Есть помоложе: лет по 600, по 400 и по 200. Тысячелетних немного. Статистика тревожная. В 1550 году старейших оставалось 28. Через сто лет — 22. Еще через 40 лет — 16. Сейчас — 12.
Положение с кедрами критическое. Вмешалось даже духовенство. Каждый год приезжают в заповедник. Предают коз анафеме. Объявили греховным рубить деревья и пасти здесь скот. А верующие потихоньку и рубят и пасут (в тех рощах, что не за стеной!). Хотя уж и рубить нечего, и пасти без толку. Крупнейшая хадетская роща становится все реже. А в ней всего два квадратных километра леса. В другой роще — енденской — вполовину меньше. А в ней еще кормится стадо овец и коз. Надолго ли хватит?
Высоко живут цедрусы. Осенью внизу, на берегу Средиземного моря, все деревья стоят зеленые, а вверху, возле цедрусов, листва уже осыпалась. Только сами они в зеленом убранстве. Они вечнозеленые.
Цедрусы — это настоящие кедры. В Ливане растет один из трех видов — кедр ливанский. В роще ливанского кедра лесозаготовители зачастили еще с библейских времен. Начало положили, кажется, финикияне. Строили галеры. Царь Соломон соорудил в Иерусалиме храм из его розовой древесины, а потом и флот. Египтяне хоронили в кедровых саркофагах своих фараонов. Знали, что никакие жуки не источат. Г) Учтя этот богатый производственный опыт, по про-f\’ торенным тропинкам шли ассирийцы и римляне, турки и греки. Побывали в кедровниках и крестоносцы. А во время первой мировой войны розовую древесину пустили просто на дрова для паровозов.
И вот печальный итог: остались четыре рощицы — памятник былого богатства. Напоминание человечеству, как быстро может утечь из рук состояние, казавшееся неисчерпаемым. Замечу, что не один топор повинен. Доконали кедровники домашние козы.
Дьявольская изворотливость козы хорошо известна. Взбирается на громадный кедр легко и свободно, словно поднимается на гору по каменным глыбам. Ливанские кедры чуть ли не от основания разветвляются, толстые сучья почти горизонтально простираются в стороны метров на 20. Ходи прогуливайся. Козы именно так и поступают. Прогуливаются. А попутно щиплют жесткую хвою, которая очень удобно расположена на ветвях — пучками по 50 хвоинок, наподобие кисточек для бритья. То, что хвоя жесткая, рогатых верхолазов не смущает.
Чтобы не съели оставшихся гигантов, самых старых, самых величественных уже давно огородили высокой каменной стеной. Специально от коз. Это заповедник «Кедры». В нем нашли убежище 400 деревьев. Есть тысячелетние. Есть и постарше. Есть помоложе: лет по 600, по 400 и по 200. Тысячелетних немного. Статистика тревожная. В 1550 году старейших оставалось 28. Через сто лет — 22. Еще через 40 лет — 16. Сейчас — 12.
Положение с кедрами критическое. Вмешалось даже духовенство. Каждый год приезжают в заповедник. Предают коз анафеме. Объявили греховным рубить деревья и пасти здесь скот. А верующие потихоньку и рубят и пасут (в тех рощах, что не за стеной!). Хотя уж и рубить нечего, и пасти без толку. Крупнейшая хадетская роща становится все реже. А в ней всего два квадратных километра леса. В другой роще — енденской — вполовину меньше. А в ней еще кормится стадо овец и коз. Надолго ли хватит?
Трудно добираться до цедрусов. Даже в Ливане, где их показывают туристам как величайшую редкость. Из четырех уцелевших рощиц только к одной ведет более или менее приличная дорога. К остальным нужно добираться то пешком, то верхом на лошадях, да и лошадей заказывать заблаговременно.
Высоко живут цедрусы. Осенью внизу, на берегу Средиземного моря, все деревья стоят зеленые, а вверху, возле цедрусов, листва уже осыпалась. Только сами они в зеленом убранстве. Они вечнозеленые.
Цедрусы — это настоящие кедры. В Ливане растет один из трех видов — кедр ливанский. В роще ливанского кедра лесозаготовители зачастили еще с библейских времен. Начало положили, кажется, финикияне. Строили галеры. Царь Соломон соорудил в Иерусалиме храм из его розовой древесины, а потом и флот. Египтяне хоронили в кедровых саркофагах своих фараонов. Знали, что никакие жуки не источат. Г) Учтя этот богатый производственный опыт, по про-f\’ торенным тропинкам шли ассирийцы и римляне, турки и греки. Побывали в кедровниках и крестоносцы. А во время первой мировой войны розовую древесину пустили просто на дрова для паровозов.
И вот печальный итог: остались четыре рощицы — памятник былого богатства. Напоминание человечеству, как быстро может утечь из рук состояние, казавшееся неисчерпаемым. Замечу, что не один топор повинен. Доконали кедровники домашние козы.
Дьявольская изворотливость козы хорошо известна. Взбирается на громадный кедр легко и свободно, словно поднимается на гору по каменным глыбам. Ливанские кедры чуть ли не от основания разветвляются, толстые сучья почти горизонтально простираются в стороны метров на 20. Ходи прогуливайся. Козы именно так и поступают. Прогуливаются. А попутно щиплют жесткую хвою, которая очень удобно расположена на ветвях — пучками по 50 хвоинок, наподобие кисточек для бритья. То, что хвоя жесткая, рогатых верхолазов не смущает.
Чтобы не съели оставшихся гигантов, самых старых, самых величественных уже давно огородили высокой каменной стеной. Специально от коз. Это заповедник «Кедры». В нем нашли убежище 400 деревьев. Есть тысячелетние. Есть и постарше. Есть помоложе: лет по 600, по 400 и по 200. Тысячелетних немного. Статистика тревожная. В 1550 году старейших оставалось 28. Через сто лет — 22. Еще через 40 лет — 16. Сейчас — 12.
Положение с кедрами критическое. Вмешалось даже духовенство. Каждый год приезжают в заповедник. Предают коз анафеме. Объявили греховным рубить деревья и пасти здесь скот. А верующие потихоньку и рубят и пасут (в тех рощах, что не за стеной!). Хотя уж и рубить нечего, и пасти без толку. Крупнейшая хадетская роща становится все реже. А в ней всего два квадратных километра леса. В другой роще — енденской — вполовину меньше. А в ней еще кормится стадо овец и коз. Надолго ли хватит?
В бшаррской роще, той, что за каменной стеной, конечно, не рубят и не пасут. Там туристы. Кедры влекут всех. На их ароматных ветвях торчком стоят, как елочные свечи, крупные шишки. Чешуи у них не оттопыриваются, как у нашей сосны, и оттого шишки гладкие, словно прилизанные, и напоминают маленькие бочонки. Созрев, рассыпаются. Треугольные семена падают на землю. Они немного похожи на наши кедровые, но несъедобны. Местные ребятишки собирают их и тут же сбывают туристам в качестве экзотического сувенира.
Натуралист Б. Биле из университета Висконсин (США) недавно попытался описать уцелевшие рощи. Три описал. В бшаррской роще это ему не удалось. Описывать нечего. Все вытоптано. Остались лишь сами старые кедры. Правда, под тенью каменной стены в углах Биле нашел кое-какой молодняк. Это единственное, что осталось живого, кроме старых гигантов.
Чем меньше в Ливане кедров, тем больший интерес они вызывают. И не только у туристов. Один из той рощи, что огорожена стеной, попал на государственный флаг. Оттуда перекочевал на почтовые марки и на фуражки блюстителей порядка. Даже на номерах полицейских автомашин красуется тысячелетний старец. И выглядит совсем не дряхлым. Не только в репродукции, и в оригинале тоже.
Некоторым утешением для любителей природы служит тот факт, что в соседних странах Северной Африки, в горах Атласа, .сохранились леса из близкого вида — кедра атласского. Правда, их тоже общипали, но не так беспощадно. В Алжире уцелело 30 тысяч гектаров. Мало. Капля в море. Сотая часть алжирских лесов. Считается, что в Алжире за всю историю вырублено четыре пятых лесов. Потери кедра, очевидно, неизмеримо больше.
Странным кажется сам факт, что кедры дожили до наших дней. При такой популярности среди людей и коз. Противокозьи законы стали вводить сравнительно недавно, да и не везде они приобрели силу. На Гавайях козам рубят головы и сбрасывают в море на корм акулам. На острове Святой Елены истребили коз, когда они уничтожили леса. На Кипре устроили референдум. Большинство жителей высказалось за то, чтобы коз в кедровый лес не пускать, а держать на привязи. Эта мера помогла, и кедров стало больше.
Вот они — старейшие ливанские кедры. Те, что за каменной стеной. Они не выносят холодов. У нас растут только в субтропиках Крыма и Кавказа.
Однако кедр и без коз возобновляется очень плохо. Под собственным пологом молодой смены не бывает. Зато очень хорошо прибывает его молодняк под пологом пробкового дуба. Да еще дуба падубо-листного. Эти дубки корявы и невысоки, зато необыкновенно живучи. Рубленый, обгоревший дубок восстанавливается порослью и раз, и два, и десять, и пятнадцать раз. А там, где он уцелел, появляется и молодой кедр.
Замечательно, что у нас в Крыму, куда уже давно завезли настоящие кедры, они столь же успешно дают молодняк среди зарослей плюща и барвинка.
Остается решить вопрос: кто и как заносит семена кедров в дубовые перелески и в другие места? Ведь на своих маленьких крылышках кедровые семена далеко не улетят. Видимо, не обходится без вмешательства животных. Но здесь возникает трудная ситуация. Семена кедров на редкость богаты эфирными маслами. И пока никто не наблюдал, чтобы их ели животные. Я написал знатоку кедров, ботанику С. Кузнецову, в Крым. Он ответил: ни разу не видел, чтобы кто-нибудь из зверушек утащил с грядки питомника цедрусовый орешек, хотя семена кипарисов, туй и других хвойных крали постоянно.
Я уже почти отчаялся найти связь между настоящими кедрами и животными, когда вспомнил историю разведения атласского кедра в юго-западной Франции. Первые посадки, сделанные в 1861 году, дали в 1900 году семена. Второе поколение кедров, выросшее из этих семян, принесло урожай через сорок лет. Потомки второго поколения расселились уже за 10 километров, они быстро распространяются по горам и даже переваливают через горные хребты. Если бы семена распространялись по ветру сами, то самое большое расстояние, которое они пролетели бы,— метров 50 или 100. Таким образом, за два поколения кедр мог бы продвинуться вперед метров на 100 — 200. А он прошагал 10 километров. Не повинны ли тут птицы? Пока на этот вопрос нет ответа.
А теперь о последнем из настоящих кедров — гималайском. Скроен по общему образцу. Только ствол стройнее и выше. Бывает метров под 50. Сохранился, кажется, лучше своих собратьев, но и он требует защиты и ухода. Индийские лесничие стараются ухаживать за ценным деревом, но иной раз случаются и промахи.
Однажды решили проредить поросль лиственных пород, чересчур наседающих на кедр сбоку. Окольцевали по нескольку деревьев вокруг каждого кедра. Ушли, оставив несчастных истекать соком. Обрекли их на засыхание. Едва скрылся последний лесник, как из чащи выкатилось несколько гималайских медведей. Подбежали к окольцованным стволам. Обнюхали. Лизнули. Сладко. И началось пиршество. Вылизали все до капли. Когда сок кончился, стали драть кору с деревьев сами. Драли со всех подряд. Досталось и кедру. Его ободрали тоже. Впрочем, знатоки утверждают, что медведи даже предпочитают обдирать хвойные деревья, хотя сладким соком они и небогаты.
Высоко живут цедрусы. Осенью внизу, на берегу Средиземного моря, все деревья стоят зеленые, а вверху, возле цедрусов, листва уже осыпалась. Только сами они в зеленом убранстве. Они вечнозеленые.
Цедрусы — это настоящие кедры. В Ливане растет один из трех видов — кедр ливанский. В роще ливанского кедра лесозаготовители зачастили еще с библейских времен. Начало положили, кажется, финикияне. Строили галеры. Царь Соломон соорудил в Иерусалиме храм из его розовой древесины, а потом и флот. Египтяне хоронили в кедровых саркофагах своих фараонов. Знали, что никакие жуки не источат. Г) Учтя этот богатый производственный опыт, по про-f\’ торенным тропинкам шли ассирийцы и римляне, турки и греки. Побывали в кедровниках и крестоносцы. А во время первой мировой войны розовую древесину пустили просто на дрова для паровозов.
И вот печальный итог: остались четыре рощицы — памятник былого богатства. Напоминание человечеству, как быстро может утечь из рук состояние, казавшееся неисчерпаемым. Замечу, что не один топор повинен. Доконали кедровники домашние козы.
Дьявольская изворотливость козы хорошо известна. Взбирается на громадный кедр легко и свободно, словно поднимается на гору по каменным глыбам. Ливанские кедры чуть ли не от основания разветвляются, толстые сучья почти горизонтально простираются в стороны метров на 20. Ходи прогуливайся. Козы именно так и поступают. Прогуливаются. А попутно щиплют жесткую хвою, которая очень удобно расположена на ветвях — пучками по 50 хвоинок, наподобие кисточек для бритья. То, что хвоя жесткая, рогатых верхолазов не смущает.
Чтобы не съели оставшихся гигантов, самых старых, самых величественных уже давно огородили высокой каменной стеной. Специально от коз. Это заповедник «Кедры». В нем нашли убежище 400 деревьев. Есть тысячелетние. Есть и постарше. Есть помоложе: лет по 600, по 400 и по 200. Тысячелетних немного. Статистика тревожная. В 1550 году старейших оставалось 28. Через сто лет — 22. Еще через 40 лет — 16. Сейчас — 12.
Положение с кедрами критическое. Вмешалось даже духовенство. Каждый год приезжают в заповедник. Предают коз анафеме. Объявили греховным рубить деревья и пасти здесь скот. А верующие потихоньку и рубят и пасут (в тех рощах, что не за стеной!). Хотя уж и рубить нечего, и пасти без толку. Крупнейшая хадетская роща становится все реже. А в ней всего два квадратных километра леса. В другой роще — енденской — вполовину меньше. А в ней еще кормится стадо овец и коз. Надолго ли хватит?
В бшаррской роще, той, что за каменной стеной, конечно, не рубят и не пасут. Там туристы. Кедры влекут всех. На их ароматных ветвях торчком стоят, как елочные свечи, крупные шишки. Чешуи у них не оттопыриваются, как у нашей сосны, и оттого шишки гладкие, словно прилизанные, и напоминают маленькие бочонки. Созрев, рассыпаются. Треугольные семена падают на землю. Они немного похожи на наши кедровые, но несъедобны. Местные ребятишки собирают их и тут же сбывают туристам в качестве экзотического сувенира.
Натуралист Б. Биле из университета Висконсин (США) недавно попытался описать уцелевшие рощи. Три описал. В бшаррской роще это ему не удалось. Описывать нечего. Все вытоптано. Остались лишь сами старые кедры. Правда, под тенью каменной стены в углах Биле нашел кое-какой молодняк. Это единственное, что осталось живого, кроме старых гигантов.
Чем меньше в Ливане кедров, тем больший интерес они вызывают. И не только у туристов. Один из той рощи, что огорожена стеной, попал на государственный флаг. Оттуда перекочевал на почтовые марки и на фуражки блюстителей порядка. Даже на номерах полицейских автомашин красуется тысячелетний старец. И выглядит совсем не дряхлым. Не только в репродукции, и в оригинале тоже.
Некоторым утешением для любителей природы служит тот факт, что в соседних странах Северной Африки, в горах Атласа, .сохранились леса из близкого вида — кедра атласского. Правда, их тоже общипали, но не так беспощадно. В Алжире уцелело 30 тысяч гектаров. Мало. Капля в море. Сотая часть алжирских лесов. Считается, что в Алжире за всю историю вырублено четыре пятых лесов. Потери кедра, очевидно, неизмеримо больше.
Странным кажется сам факт, что кедры дожили до наших дней. При такой популярности среди людей и коз. Противокозьи законы стали вводить сравнительно недавно, да и не везде они приобрели силу. На Гавайях козам рубят головы и сбрасывают в море на корм акулам. На острове Святой Елены истребили коз, когда они уничтожили леса. На Кипре устроили референдум. Большинство жителей высказалось за то, чтобы коз в кедровый лес не пускать, а держать на привязи. Эта мера помогла, и кедров стало больше.
Вот они — старейшие ливанские кедры. Те, что за каменной стеной. Они не выносят холодов. У нас растут только в субтропиках Крыма и Кавказа.
Однако кедр и без коз возобновляется очень плохо. Под собственным пологом молодой смены не бывает. Зато очень хорошо прибывает его молодняк под пологом пробкового дуба. Да еще дуба падубо-листного. Эти дубки корявы и невысоки, зато необыкновенно живучи. Рубленый, обгоревший дубок восстанавливается порослью и раз, и два, и десять, и пятнадцать раз. А там, где он уцелел, появляется и молодой кедр.
Замечательно, что у нас в Крыму, куда уже давно завезли настоящие кедры, они столь же успешно дают молодняк среди зарослей плюща и барвинка.
Остается решить вопрос: кто и как заносит семена кедров в дубовые перелески и в другие места? Ведь на своих маленьких крылышках кедровые семена далеко не улетят. Видимо, не обходится без вмешательства животных. Но здесь возникает трудная ситуация. Семена кедров на редкость богаты эфирными маслами. И пока никто не наблюдал, чтобы их ели животные. Я написал знатоку кедров, ботанику С. Кузнецову, в Крым. Он ответил: ни разу не видел, чтобы кто-нибудь из зверушек утащил с грядки питомника цедрусовый орешек, хотя семена кипарисов, туй и других хвойных крали постоянно.
Я уже почти отчаялся найти связь между настоящими кедрами и животными, когда вспомнил историю разведения атласского кедра в юго-западной Франции. Первые посадки, сделанные в 1861 году, дали в 1900 году семена. Второе поколение кедров, выросшее из этих семян, принесло урожай через сорок лет. Потомки второго поколения расселились уже за 10 километров, они быстро распространяются по горам и даже переваливают через горные хребты. Если бы семена распространялись по ветру сами, то самое большое расстояние, которое они пролетели бы,— метров 50 или 100. Таким образом, за два поколения кедр мог бы продвинуться вперед метров на 100 — 200. А он прошагал 10 километров. Не повинны ли тут птицы? Пока на этот вопрос нет ответа.
А теперь о последнем из настоящих кедров — гималайском. Скроен по общему образцу. Только ствол стройнее и выше. Бывает метров под 50. Сохранился, кажется, лучше своих собратьев, но и он требует защиты и ухода. Индийские лесничие стараются ухаживать за ценным деревом, но иной раз случаются и промахи.
Однажды решили проредить поросль лиственных пород, чересчур наседающих на кедр сбоку. Окольцевали по нескольку деревьев вокруг каждого кедра. Ушли, оставив несчастных истекать соком. Обрекли их на засыхание. Едва скрылся последний лесник, как из чащи выкатилось несколько гималайских медведей. Подбежали к окольцованным стволам. Обнюхали. Лизнули. Сладко. И началось пиршество. Вылизали все до капли. Когда сок кончился, стали драть кору с деревьев сами. Драли со всех подряд. Досталось и кедру. Его ободрали тоже. Впрочем, знатоки утверждают, что медведи даже предпочитают обдирать хвойные деревья, хотя сладким соком они и небогаты.