Все мы живем в определенном промежутке пространства и времени. И у каждого человека, как и у целого поколения людей, свое восприятие этого промежутка. Например, наши прадеды довольствовались лишь познанием окрестностей села и уездного города, а прабабушки уходили по грибы не далее чем на пять верст от дома; самые же домоседы за всю свою жизнь не удосуживались выбраться даже в соседнее село. Время для них исчислялось от дедов до внуков в пределах столетия.
Бурное вторжение научно-технической революции в нашу жизнь изменило представления и о времени, и о пространстве. Ежедневные многокилометровые поездки к месту работы стали привычкой, как и путешествия в отпуск за тысячи километров. Кино и телевидение как бы расширили для нас пространство, и мы теперь можем даже с космических высот обозревать нашу планету. Время убыстрило свой бег. Но намного ли «удлинилось» наше восприятие жизни? Может ли каждый похвастаться, что знает свои окрестные места в большем интервале времени, чем его прадедушки и прабабушки? Мне представляется, что наше мышление во времени резко отстает от расширения пространственного кругозора. И отставание это порой вызывает нежелательные для человека последствия при его взаимодействии с природой. И хотя мы пока мало задумываемся над тем, какова была природа сто, триста лет назад, для того чтобы изменять ее на века, надо и мыслить в вековых интервалах.
В этой книге я хочу рассказать о некоторых изменениях природы за тысячелетие, которые удалось выявить. Но, поскольку сбор сведений об изменении .природы в вековых интервалах только начинается, мне бы хотелось заинтересовать этим и читателей.
Мы можем бродить по Муромским лесам, даже не вспоминая о том, что название свое получили они от племени мурома, цокающий говор которого и сейчас м ожно услышать в глухих деревнях этого края. И .легендарный илья Муромец именно из этих лесов отправился помочь киевскому князю бороться с врагами Руси.
Любители сказок и былин помнят, наверное, речку Смородинку. Эта тихая, грустная, но и опасная для путников река всегда пересекала сказочные тропы прошлого, воплощаясь то в несчастную красавицу, спасаемую богатырями, то в коварную злодейку, помощницу Соловья-Разбойника или других ворогов. Во многих областях встречаются речки с таким названием, хотя никакой смородины вокруг них и не найти. Но вот однажды на Южном Урале я попала на безымянную речушку с быстрыми (по отмелям) струйками чистой воды, с тихими темными омутами на поворотах, зажатую берегами с зарослями смородины. Крупные кусты черной и красной смородины, изменчивое течение реки — все это рождало и название реки—Смородинка—образ переменчивой красавицы. Так художественные образы, тысячелетиями бытующие в народе, входят в нашу жизнь названиями лесов, гор, рек, озер.
Вспоминается мне тихий дворик в старом Замоскворечье с густыми зарослями сирени, с соловьиными трелями, звучавшими весной наперекор городскому шуму. Ряды деревьев и кустарников, плющ и дикий виноград вдоль изгородей — все это носило отпечаток усилий бабушки, преобразовавшей двор в соответствии с модой ее молодости, концом XIX в. В войну соседний дом был разрушен бомбой, и наш двор перерыли траншеями, заборы и часть деревьев пошли на дрова, огороды заняли место цветников.
Наше поколение сразу же после войны решило превратить Москву в цветущий сад, хотя тогда это казалось почти сказкой. А теперь все москвичи привыкли к повсеместному цветению весной вишен, яблонь, груш, черемух и рябин. Один зарубежный ученый был поражен обилием садов в Москве. «Ни в одном городе Европы и Америки я не видел такого живописного многообразия фруктовых деревьев. Ваша Москва словно огромный сад»,—сказал он мне однажды. После этого я, как бы со стороны взглянув на знакомые места, поняла, что усилия нашего поколения придали свой особый облик городской природе.
Цель этой книги—привлечь внимание к изменениям природной среды в течение последнего тысячелетия, с тем чтобы человек мог соизмерять свои действия с ходом естественных процессов. Только ощущая себя звеном в непрерывной цепи взаимодействия Человека с Природой в каждом конкретном месте: поселке, городе, селе, мы сможем и сохранить естественную красоту природы, и разумно использовать ее богатства с пользой для себя и без ущерба для потомков.
Бурное вторжение научно-технической революции в нашу жизнь изменило представления и о времени, и о пространстве. Ежедневные многокилометровые поездки к месту работы стали привычкой, как и путешествия в отпуск за тысячи километров. Кино и телевидение как бы расширили для нас пространство, и мы теперь можем даже с космических высот обозревать нашу планету. Время убыстрило свой бег. Но намного ли «удлинилось» наше восприятие жизни? Может ли каждый похвастаться, что знает свои окрестные места в большем интервале времени, чем его прадедушки и прабабушки? Мне представляется, что наше мышление во времени резко отстает от расширения пространственного кругозора. И отставание это порой вызывает нежелательные для человека последствия при его взаимодействии с природой. И хотя мы пока мало задумываемся над тем, какова была природа сто, триста лет назад, для того чтобы изменять ее на века, надо и мыслить в вековых интервалах.
В этой книге я хочу рассказать о некоторых изменениях природы за тысячелетие, которые удалось выявить. Но, поскольку сбор сведений об изменении .природы в вековых интервалах только начинается, мне бы хотелось заинтересовать этим и читателей.
Мы можем бродить по Муромским лесам, даже не вспоминая о том, что название свое получили они от племени мурома, цокающий говор которого и сейчас м ожно услышать в глухих деревнях этого края. И .легендарный илья Муромец именно из этих лесов отправился помочь киевскому князю бороться с врагами Руси.
Любители сказок и былин помнят, наверное, речку Смородинку. Эта тихая, грустная, но и опасная для путников река всегда пересекала сказочные тропы прошлого, воплощаясь то в несчастную красавицу, спасаемую богатырями, то в коварную злодейку, помощницу Соловья-Разбойника или других ворогов. Во многих областях встречаются речки с таким названием, хотя никакой смородины вокруг них и не найти. Но вот однажды на Южном Урале я попала на безымянную речушку с быстрыми (по отмелям) струйками чистой воды, с тихими темными омутами на поворотах, зажатую берегами с зарослями смородины. Крупные кусты черной и красной смородины, изменчивое течение реки — все это рождало и название реки—Смородинка—образ переменчивой красавицы. Так художественные образы, тысячелетиями бытующие в народе, входят в нашу жизнь названиями лесов, гор, рек, озер.
Вспоминается мне тихий дворик в старом Замоскворечье с густыми зарослями сирени, с соловьиными трелями, звучавшими весной наперекор городскому шуму. Ряды деревьев и кустарников, плющ и дикий виноград вдоль изгородей — все это носило отпечаток усилий бабушки, преобразовавшей двор в соответствии с модой ее молодости, концом XIX в. В войну соседний дом был разрушен бомбой, и наш двор перерыли траншеями, заборы и часть деревьев пошли на дрова, огороды заняли место цветников.
Наше поколение сразу же после войны решило превратить Москву в цветущий сад, хотя тогда это казалось почти сказкой. А теперь все москвичи привыкли к повсеместному цветению весной вишен, яблонь, груш, черемух и рябин. Один зарубежный ученый был поражен обилием садов в Москве. «Ни в одном городе Европы и Америки я не видел такого живописного многообразия фруктовых деревьев. Ваша Москва словно огромный сад»,—сказал он мне однажды. После этого я, как бы со стороны взглянув на знакомые места, поняла, что усилия нашего поколения придали свой особый облик городской природе.
Цель этой книги—привлечь внимание к изменениям природной среды в течение последнего тысячелетия, с тем чтобы человек мог соизмерять свои действия с ходом естественных процессов. Только ощущая себя звеном в непрерывной цепи взаимодействия Человека с Природой в каждом конкретном месте: поселке, городе, селе, мы сможем и сохранить естественную красоту природы, и разумно использовать ее богатства с пользой для себя и без ущерба для потомков.
В течение этого тысячелетия человечеством накоплен немалый положительный опыт взаимоотношений с природой. Порой нам, людям XX века, бывает довольно трудно понять людей прошлого из-за их привычки выражать свои мысли в форме замысловатых притч, былин, сказок, а нередко и из-за умышленного стремления к «дезинформации». Наши предки, представляя заморским послам заповедные леса, например, вблизи Москвы — эти тщательно охраняемые охотничьи владения великих князей,— выдавали их за типичный русский лес. И по всему миру шла молва, разносимая иностранными гостями, о диких, нехоженых лесах Московии с обилием дичи, подступающих к самой столице. И мы сами в конце концов начинаем верить этим сообщениям вопреки архивным документам.
Своеобразно берегли природу северные народы, например лопари. Они, воспринимая и себя, и свой скот, и пастбища как нечто единое, позволяли себе иметь лишь минимум оленей, чтобы не перегружать выпасом окрестные ягельники. Считая себя частью природы, они не присваивали себе право брать от нее больше возможного.
Заповедные рощи в горах Кавказа, где когда-то под страхом наказания нельзя было сорвать ни единого листочка, часто были приурочены к местам зарождения лавин и выполняли тогда противолавинные функции.
Своеобразно берегли природу северные народы, например лопари. Они, воспринимая и себя, и свой скот, и пастбища как нечто единое, позволяли себе иметь лишь минимум оленей, чтобы не перегружать выпасом окрестные ягельники. Считая себя частью природы, они не присваивали себе право брать от нее больше возможного.
Заповедные рощи в горах Кавказа, где когда-то под страхом наказания нельзя было сорвать ни единого листочка, часто были приурочены к местам зарождения лавин и выполняли тогда противолавинные функции.
Все мы живем в определенном промежутке пространства и времени. И у каждого человека, как и у целого поколения людей, свое восприятие этого промежутка. Например, наши прадеды довольствовались лишь познанием окрестностей села и уездного города, а прабабушки уходили по грибы не далее чем на пять верст от дома; самые же домоседы за всю свою жизнь не удосуживались выбраться даже в соседнее село. Время для них исчислялось от дедов до внуков в пределах столетия.
Бурное вторжение научно-технической революции в нашу жизнь изменило представления и о времени, и о пространстве. Ежедневные многокилометровые поездки к месту работы стали привычкой, как и путешествия в отпуск за тысячи километров. Кино и телевидение как бы расширили для нас пространство, и мы теперь можем даже с космических высот обозревать нашу планету. Время убыстрило свой бег. Но намного ли «удлинилось» наше восприятие жизни? Может ли каждый похвастаться, что знает свои окрестные места в большем интервале времени, чем его прадедушки и прабабушки? Мне представляется, что наше мышление во времени резко отстает от расширения пространственного кругозора. И отставание это порой вызывает нежелательные для человека последствия при его взаимодействии с природой. И хотя мы пока мало задумываемся над тем, какова была природа сто, триста лет назад, для того чтобы изменять ее на века, надо и мыслить в вековых интервалах.
В этой книге я хочу рассказать о некоторых изменениях природы за тысячелетие, которые удалось выявить. Но, поскольку сбор сведений об изменении .природы в вековых интервалах только начинается, мне бы хотелось заинтересовать этим и читателей.
Мы можем бродить по Муромским лесам, даже не вспоминая о том, что название свое получили они от племени мурома, цокающий говор которого и сейчас м ожно услышать в глухих деревнях этого края. И .легендарный илья Муромец именно из этих лесов отправился помочь киевскому князю бороться с врагами Руси.
Любители сказок и былин помнят, наверное, речку Смородинку. Эта тихая, грустная, но и опасная для путников река всегда пересекала сказочные тропы прошлого, воплощаясь то в несчастную красавицу, спасаемую богатырями, то в коварную злодейку, помощницу Соловья-Разбойника или других ворогов. Во многих областях встречаются речки с таким названием, хотя никакой смородины вокруг них и не найти. Но вот однажды на Южном Урале я попала на безымянную речушку с быстрыми (по отмелям) струйками чистой воды, с тихими темными омутами на поворотах, зажатую берегами с зарослями смородины. Крупные кусты черной и красной смородины, изменчивое течение реки — все это рождало и название реки—Смородинка—образ переменчивой красавицы. Так художественные образы, тысячелетиями бытующие в народе, входят в нашу жизнь названиями лесов, гор, рек, озер.
Вспоминается мне тихий дворик в старом Замоскворечье с густыми зарослями сирени, с соловьиными трелями, звучавшими весной наперекор городскому шуму. Ряды деревьев и кустарников, плющ и дикий виноград вдоль изгородей — все это носило отпечаток усилий бабушки, преобразовавшей двор в соответствии с модой ее молодости, концом XIX в. В войну соседний дом был разрушен бомбой, и наш двор перерыли траншеями, заборы и часть деревьев пошли на дрова, огороды заняли место цветников.
Наше поколение сразу же после войны решило превратить Москву в цветущий сад, хотя тогда это казалось почти сказкой. А теперь все москвичи привыкли к повсеместному цветению весной вишен, яблонь, груш, черемух и рябин. Один зарубежный ученый был поражен обилием садов в Москве. «Ни в одном городе Европы и Америки я не видел такого живописного многообразия фруктовых деревьев. Ваша Москва словно огромный сад»,—сказал он мне однажды. После этого я, как бы со стороны взглянув на знакомые места, поняла, что усилия нашего поколения придали свой особый облик городской природе.
Цель этой книги—привлечь внимание к изменениям природной среды в течение последнего тысячелетия, с тем чтобы человек мог соизмерять свои действия с ходом естественных процессов. Только ощущая себя звеном в непрерывной цепи взаимодействия Человека с Природой в каждом конкретном месте: поселке, городе, селе, мы сможем и сохранить естественную красоту природы, и разумно использовать ее богатства с пользой для себя и без ущерба для потомков.
Бурное вторжение научно-технической революции в нашу жизнь изменило представления и о времени, и о пространстве. Ежедневные многокилометровые поездки к месту работы стали привычкой, как и путешествия в отпуск за тысячи километров. Кино и телевидение как бы расширили для нас пространство, и мы теперь можем даже с космических высот обозревать нашу планету. Время убыстрило свой бег. Но намного ли «удлинилось» наше восприятие жизни? Может ли каждый похвастаться, что знает свои окрестные места в большем интервале времени, чем его прадедушки и прабабушки? Мне представляется, что наше мышление во времени резко отстает от расширения пространственного кругозора. И отставание это порой вызывает нежелательные для человека последствия при его взаимодействии с природой. И хотя мы пока мало задумываемся над тем, какова была природа сто, триста лет назад, для того чтобы изменять ее на века, надо и мыслить в вековых интервалах.
В этой книге я хочу рассказать о некоторых изменениях природы за тысячелетие, которые удалось выявить. Но, поскольку сбор сведений об изменении .природы в вековых интервалах только начинается, мне бы хотелось заинтересовать этим и читателей.
Мы можем бродить по Муромским лесам, даже не вспоминая о том, что название свое получили они от племени мурома, цокающий говор которого и сейчас м ожно услышать в глухих деревнях этого края. И .легендарный илья Муромец именно из этих лесов отправился помочь киевскому князю бороться с врагами Руси.
Любители сказок и былин помнят, наверное, речку Смородинку. Эта тихая, грустная, но и опасная для путников река всегда пересекала сказочные тропы прошлого, воплощаясь то в несчастную красавицу, спасаемую богатырями, то в коварную злодейку, помощницу Соловья-Разбойника или других ворогов. Во многих областях встречаются речки с таким названием, хотя никакой смородины вокруг них и не найти. Но вот однажды на Южном Урале я попала на безымянную речушку с быстрыми (по отмелям) струйками чистой воды, с тихими темными омутами на поворотах, зажатую берегами с зарослями смородины. Крупные кусты черной и красной смородины, изменчивое течение реки — все это рождало и название реки—Смородинка—образ переменчивой красавицы. Так художественные образы, тысячелетиями бытующие в народе, входят в нашу жизнь названиями лесов, гор, рек, озер.
Вспоминается мне тихий дворик в старом Замоскворечье с густыми зарослями сирени, с соловьиными трелями, звучавшими весной наперекор городскому шуму. Ряды деревьев и кустарников, плющ и дикий виноград вдоль изгородей — все это носило отпечаток усилий бабушки, преобразовавшей двор в соответствии с модой ее молодости, концом XIX в. В войну соседний дом был разрушен бомбой, и наш двор перерыли траншеями, заборы и часть деревьев пошли на дрова, огороды заняли место цветников.
Наше поколение сразу же после войны решило превратить Москву в цветущий сад, хотя тогда это казалось почти сказкой. А теперь все москвичи привыкли к повсеместному цветению весной вишен, яблонь, груш, черемух и рябин. Один зарубежный ученый был поражен обилием садов в Москве. «Ни в одном городе Европы и Америки я не видел такого живописного многообразия фруктовых деревьев. Ваша Москва словно огромный сад»,—сказал он мне однажды. После этого я, как бы со стороны взглянув на знакомые места, поняла, что усилия нашего поколения придали свой особый облик городской природе.
Цель этой книги—привлечь внимание к изменениям природной среды в течение последнего тысячелетия, с тем чтобы человек мог соизмерять свои действия с ходом естественных процессов. Только ощущая себя звеном в непрерывной цепи взаимодействия Человека с Природой в каждом конкретном месте: поселке, городе, селе, мы сможем и сохранить естественную красоту природы, и разумно использовать ее богатства с пользой для себя и без ущерба для потомков.
В течение этого тысячелетия человечеством накоплен немалый положительный опыт взаимоотношений с природой. Порой нам, людям XX века, бывает довольно трудно понять людей прошлого из-за их привычки выражать свои мысли в форме замысловатых притч, былин, сказок, а нередко и из-за умышленного стремления к «дезинформации». Наши предки, представляя заморским послам заповедные леса, например, вблизи Москвы — эти тщательно охраняемые охотничьи владения великих князей,— выдавали их за типичный русский лес. И по всему миру шла молва, разносимая иностранными гостями, о диких, нехоженых лесах Московии с обилием дичи, подступающих к самой столице. И мы сами в конце концов начинаем верить этим сообщениям вопреки архивным документам.
Своеобразно берегли природу северные народы, например лопари. Они, воспринимая и себя, и свой скот, и пастбища как нечто единое, позволяли себе иметь лишь минимум оленей, чтобы не перегружать выпасом окрестные ягельники. Считая себя частью природы, они не присваивали себе право брать от нее больше возможного.
Заповедные рощи в горах Кавказа, где когда-то под страхом наказания нельзя было сорвать ни единого листочка, часто были приурочены к местам зарождения лавин и выполняли тогда противолавинные функции.
Своеобразно берегли природу северные народы, например лопари. Они, воспринимая и себя, и свой скот, и пастбища как нечто единое, позволяли себе иметь лишь минимум оленей, чтобы не перегружать выпасом окрестные ягельники. Считая себя частью природы, они не присваивали себе право брать от нее больше возможного.
Заповедные рощи в горах Кавказа, где когда-то под страхом наказания нельзя было сорвать ни единого листочка, часто были приурочены к местам зарождения лавин и выполняли тогда противолавинные функции.
В Среднем Поволжье еще в прошлом веке люди боялись приближаться к рощам, где — как они считали — обитали страшные лесные духи—киремети. В 30-х годах, в пору активной борьбы с суевериями, многие из этих лесов были вырублены. И только теперь стало ясно, что часть этих рощ, расположенных в местах зарождения водных источников, имела одновременно и водоохранное и противоэрознойное значение.
Все эти примеры свидетельствуют о том, что даже наше умение оценить с помощью новейших приборов сотни земных параметров не дает нам права отметать тысячелетний опыт предшественников, их умение чувствовать и понимать природу, тенденции ее развития.
Наши современные знания об изменениях климата и растительности за тысячелетие представляются своеобразным «белым пятном». Происходит это прежде всего потому, что ни один человек не может сам пережить вековые изменения и зачастую на слово не верит. Мы скорее поверим в Меловое море, плескавшееся много веков назад на месте родного города, потому что можем пощупать оставленный им песок, чем в рассказы бабушки о не так давно случившемся необычайном разливе реки, подкатившей воды к самому крыльцу. И не только мы…
Каждое поколение относится с недоверием к рассказам старожилов о былых урожаях и недородах, засухах и холодах. Лучше всего об этом еще в прошлом веке сказал русский ученый Ф. Врангель: «Если же послушать старожилов, то большинство из них скажет, что в доброе старое время не только люди были добрее и веселее, но что и климат был лучше». Это было написано в брошюре «Колебания климата» в 1891 г., когда засуха поразила многие районы России и ученые стали искать подобные явления в прошлом. Тогда же наш первый исследователь годичных колец деревьев, естествоиспытатель Ф. Шведов, установил, что тополя на юге России резко уменьшили прирост в этот сухой год, и выявил аналогичные снижения прироста в прошлом. Его статья так и называлась «Дерево, как летописец засух» и была опубликована в «Метеорологическом вестнике» № 5 за 1892 г.
В записях очевидцев не раз отмечалась «сухомень», когда начинали гореть и леса, и болота, а звери и птицы во мгле теряли ориентировку. И все-таки согласитесь, что многие из нас не могли представить себе эти картины и поверить в объективность летописцев, пока сами не стали свидетелями засухи в 1972,г.
Разнообразие природных условий нашей страны так велико, что если бы знать, каким будет предстоящий год, то можно было бы получать прекрасные урожаи, используя то заболоченные, то маловодные земли. Мечтали об этом и наши предки.
Выявление времени схода необычных по мощности лавин, периодов наступаний ледников, грандиозных паводков и селей за несколько последних веков дает возможность размещать в местах, где не было этих стихийно-разрушительных процессов за последние столетия, монументальные инженерно-технические сооружения, эксплуатация которых рассчитана на многие века. Если же необходимо поставить сооружение в опасном месте, то, зная повторяемость паводков, селей, лавин, можно заблаговременно позаботиться о его защите.
Случается, что изыскатели, попав в горы летом, видят великолепные субальпийские луга с обилием цветов и именно здесь выбирают площадку для строительства дома отдыха, пансионата, турбазы. А позже выясняется, что травы здесь потому и произрастают, что деревья-то выбиваются лавинами. Если бы изыскатели сразу осмотрели деревья на окраине поляны, то обнаружили бы следы действия коварной «белой смерти»—лавины…
Анализ тысячелетнего опыта природопользования может оказать значительную помощь при реализации Продовольственной программы СССР, при повышении эффективности в целом аграрно-промышленного комплекса нашей страны, интенсификации сельскохозяйственного производства, при достижении более высокой отдачи материально-технических, трудовых, финансовых ресурсов, направляемых для решения этой задачи.
Во всех районах нашей страны осуществляются как общие организационно-экономические принципы концентрация и специализация сельскохозяйственного производства, межхозяйственное кооперирование и агропромышленная интеграция. Но подход к решению этой главной задачи не может быть единым в разных природных зонах.
У нас есть немало сел и деревень, в течение многих столетий получающих высокие урожаи с полей, обладающих большим опытом эффективного животноводства, но при этом окрестные луга и поля не потеряли своего плодородия, а леса продолжают радовать жителей и грибами, и ягодами. О некоторых из таких поселений, в Подмосковье в частности, можно найти записи еще в грамотах Ивана Калиты XIV в.
Многовековые климатообусловленные изменения лесов должны учитываться и при лесохозяйственных мероприятиях. В столетия с преимущественно теплыми и сухими условиями лесовозобновление будет успешнее во влажных местах; в холодные столетия снижается верхний предел развития лесов в горах, и восстанавливать леса на этих уровнях нецелесообразно.
Сведения о динамике растительности за тысячелетие нужны и в исследованиях науки о растительном покрове — фитоценологии, в которой вековые колебания учитываются пока очень мало.
Восстановление памятников старины должно сочетаться с воссозданием той природной обстановки, которая существовала вокруг них. Мы, например, очень мало пока знаем о садах и парках допетровских времен. Известно только, что старые церкви, монастыри, крепости были самыми высокими объектами, обозреваемыми издалека, их окружали безлесные пространства.
Разнообразные путешествия, получившие сегодня большое распространение, сразу же породили новые проблемы. Перед географами встали конкретные вопросы, в частности сколько посетителей могут принять без ущерба для себя прекрасные уголки природы.
Решение этих задач возможно с позиции исторической географии, а также палеогеографии, которая изучает Общие тенденции развития в широких временных интервалах.
Правильно выявить участки природной среды, подлежащие охране, можно лишь при глубоком знании многовековой истории этих мест, при изучении структуры географического пространства, которая создается после заселения и освоения территории людьми. Но природный фон, на котором развивались все эти события, помогает нам познать растения. Каким образом — будет рассказано далее.
Все эти примеры свидетельствуют о том, что даже наше умение оценить с помощью новейших приборов сотни земных параметров не дает нам права отметать тысячелетний опыт предшественников, их умение чувствовать и понимать природу, тенденции ее развития.
Наши современные знания об изменениях климата и растительности за тысячелетие представляются своеобразным «белым пятном». Происходит это прежде всего потому, что ни один человек не может сам пережить вековые изменения и зачастую на слово не верит. Мы скорее поверим в Меловое море, плескавшееся много веков назад на месте родного города, потому что можем пощупать оставленный им песок, чем в рассказы бабушки о не так давно случившемся необычайном разливе реки, подкатившей воды к самому крыльцу. И не только мы…
Каждое поколение относится с недоверием к рассказам старожилов о былых урожаях и недородах, засухах и холодах. Лучше всего об этом еще в прошлом веке сказал русский ученый Ф. Врангель: «Если же послушать старожилов, то большинство из них скажет, что в доброе старое время не только люди были добрее и веселее, но что и климат был лучше». Это было написано в брошюре «Колебания климата» в 1891 г., когда засуха поразила многие районы России и ученые стали искать подобные явления в прошлом. Тогда же наш первый исследователь годичных колец деревьев, естествоиспытатель Ф. Шведов, установил, что тополя на юге России резко уменьшили прирост в этот сухой год, и выявил аналогичные снижения прироста в прошлом. Его статья так и называлась «Дерево, как летописец засух» и была опубликована в «Метеорологическом вестнике» № 5 за 1892 г.
В записях очевидцев не раз отмечалась «сухомень», когда начинали гореть и леса, и болота, а звери и птицы во мгле теряли ориентировку. И все-таки согласитесь, что многие из нас не могли представить себе эти картины и поверить в объективность летописцев, пока сами не стали свидетелями засухи в 1972,г.
Разнообразие природных условий нашей страны так велико, что если бы знать, каким будет предстоящий год, то можно было бы получать прекрасные урожаи, используя то заболоченные, то маловодные земли. Мечтали об этом и наши предки.
Выявление времени схода необычных по мощности лавин, периодов наступаний ледников, грандиозных паводков и селей за несколько последних веков дает возможность размещать в местах, где не было этих стихийно-разрушительных процессов за последние столетия, монументальные инженерно-технические сооружения, эксплуатация которых рассчитана на многие века. Если же необходимо поставить сооружение в опасном месте, то, зная повторяемость паводков, селей, лавин, можно заблаговременно позаботиться о его защите.
Случается, что изыскатели, попав в горы летом, видят великолепные субальпийские луга с обилием цветов и именно здесь выбирают площадку для строительства дома отдыха, пансионата, турбазы. А позже выясняется, что травы здесь потому и произрастают, что деревья-то выбиваются лавинами. Если бы изыскатели сразу осмотрели деревья на окраине поляны, то обнаружили бы следы действия коварной «белой смерти»—лавины…
Анализ тысячелетнего опыта природопользования может оказать значительную помощь при реализации Продовольственной программы СССР, при повышении эффективности в целом аграрно-промышленного комплекса нашей страны, интенсификации сельскохозяйственного производства, при достижении более высокой отдачи материально-технических, трудовых, финансовых ресурсов, направляемых для решения этой задачи.
Во всех районах нашей страны осуществляются как общие организационно-экономические принципы концентрация и специализация сельскохозяйственного производства, межхозяйственное кооперирование и агропромышленная интеграция. Но подход к решению этой главной задачи не может быть единым в разных природных зонах.
У нас есть немало сел и деревень, в течение многих столетий получающих высокие урожаи с полей, обладающих большим опытом эффективного животноводства, но при этом окрестные луга и поля не потеряли своего плодородия, а леса продолжают радовать жителей и грибами, и ягодами. О некоторых из таких поселений, в Подмосковье в частности, можно найти записи еще в грамотах Ивана Калиты XIV в.
Многовековые климатообусловленные изменения лесов должны учитываться и при лесохозяйственных мероприятиях. В столетия с преимущественно теплыми и сухими условиями лесовозобновление будет успешнее во влажных местах; в холодные столетия снижается верхний предел развития лесов в горах, и восстанавливать леса на этих уровнях нецелесообразно.
Сведения о динамике растительности за тысячелетие нужны и в исследованиях науки о растительном покрове — фитоценологии, в которой вековые колебания учитываются пока очень мало.
Восстановление памятников старины должно сочетаться с воссозданием той природной обстановки, которая существовала вокруг них. Мы, например, очень мало пока знаем о садах и парках допетровских времен. Известно только, что старые церкви, монастыри, крепости были самыми высокими объектами, обозреваемыми издалека, их окружали безлесные пространства.
Разнообразные путешествия, получившие сегодня большое распространение, сразу же породили новые проблемы. Перед географами встали конкретные вопросы, в частности сколько посетителей могут принять без ущерба для себя прекрасные уголки природы.
Решение этих задач возможно с позиции исторической географии, а также палеогеографии, которая изучает Общие тенденции развития в широких временных интервалах.
Правильно выявить участки природной среды, подлежащие охране, можно лишь при глубоком знании многовековой истории этих мест, при изучении структуры географического пространства, которая создается после заселения и освоения территории людьми. Но природный фон, на котором развивались все эти события, помогает нам познать растения. Каким образом — будет рассказано далее.